Олег Воля - Русский бунт. Шапка Мономаха

«Надо будет пристроить ее к Наталье Алексеевне Гессен-Дармштадской. А то княжна странно выглядит в суровой мужской компании».

За моим столом места было немного. Справа от себя я посадил Перфильева и Подурова, а слева — Наталью Алексеевну и архиепископа Платона. Вообще-то вдова соблюдала траур по погибшему супругу и не хотела идти на пир, но я настоял на ее присутствии с целью познакомить всех с моей фактически единственной «родственницей». И ей самой тоже стоило взглянуть на моих соратников. После первых здравиц она вольна была в любой момент уйти. Владыко без труда составлял компанию немецкой принцессе и олицетворял для публики поддержку меня церковью.

В свободном от столов углу расположились музыканты и старательно услаждали наш слух ненавязчивыми мелодиями.

Первым кубок поднял я.

— Наконец-то все мы вместе. Впервые после Нижнего Новгорода. Большинство из вас с боями проделало путь от самого Оренбурга. Вашей верности и смелости я не забуду никогда. Я благодарю и моих воевод, что вели в бой войска, не страшась смерти, и моих министров, и чиновников, что закрепляли достигнутое и наводили порядок в мятежных землях. Без вашего совместного каждодневного труда Москва так и осталась бы недостижимой целью. За вас!

Я отсалютовал бокалом и с удовольствием послушал ответные крики моих полковников. Гражданские вели себя тише. Пока не могли расслабиться.

— Особо я хочу поблагодарить господ офицеров из дворян. Обстоятельства вашего вступления под мои знамена были, конечно, специфичны, но тем не менее вы своим профессионализмом и преданностью заслужили мое уважение. Каждый получит от меня награды отдельно, но сейчас я бы хотел наградить всех вас скопом. Я отныне дарую офицерам из дворян, служащим мне с оружием в руках, право величаться своими титулами, у кого они есть. Особых сословных прав я, конечно, не верну, но родовые титулы разрешаю использовать в том числе и в официальной переписке.

Мое заявление было неожиданностью для всех. Столы загудели неуверенно. И даже сами господа бывшие дворяне тоже замялись. Как всегда, инициативу проявил Крылов. Он поднялся и сказал:

— Мы благодарны за такой дар, хоть титулованных среди нас и мало. Разве что граф Ефимовский порадуется. Но уверен, что такой дар многих из колеблющихся склонит на твою сторону, Петр Федорович.

— Не то чтобы склонит, но не оттолкнет, — согласился я. — Несмотря на то, что враг ещё силен и не смирился с неизбежным поражением, нам надо думать и о будущем. О том, как прекратить распрю и установить справедливый мир.

Я ещё полчаса распинался, расписывая перспективы свободного от сословных оков общества. Народ не так часто слышал мои выступления на эту тему, а потому был внимателен. Новиков традиционно строчил в блокноте. А сидящий напротив Неплюйвода делал эскизы.

Закончил я опять на патетической ноте, повторив свои слова, сказанные перед боем у Павлово:

— Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!

Народ вскочил с криками «Любо», «Слава» и «Виват».

Вступительная часть закончилась, приступили к еде. По ходу трапезы я начал расспрашивать Перфильева о причинах его задержки в пути. Выяснилось, что речной караван по Оке добрался только до Коломны. Там они уточнили водную обстановку, от местных узнали, что Москва-река обмелела, и решили пересаживаться на гужевой транспорт. Вот только была одна загвоздка. Коломна оказалась под контролем прежней екатерининской администрации и даже с некоторым гарнизоном. Мясников послать туда казачков не догадался, а я сам забыл.

Но Перфильев был не только толковым канцлером, но и хитрым казачьим атаманом. Имея с собой полсотни бойцов охраны, одетых в старую форму, он сумел задурить головы коменданту с градоначальником и захватить их в плен. А потом уже и весь город взять под контроль. И только потом выдвинулся на Москву.

— Вот так мы и добрались. Я, конечно, мог и сам вперед остальных приехать, но не хотел без пригляда оставлять людей и самое главное — обоз. Там ведь для тебя большой подарок с Урала едет.

Я заинтригованно посмотрел на канцлера.

— Какой такой подарок?

Канцлер усмехнулся.

— Ну что же. Начну тогда с хороших новостей. По зиме ты Рычкову чертежи золотопромывательных механизмов рисовал да рассказывал, по каким речкам пески золотые лежат. И велел ему добычу из тех песков золота наладить.

Я кивнул. Ещё в Казани Рычков готовые детали вашгерда мне показывал.

— Ты в поход на Нижний Новгород ушел, а Рычков обратился ко мне, дескать, на Урал ехать хочет. Приказ твой исполнить. Но я, государь, по-своему решил. Мне толковые люди, такие как Рычков, больно дороги, а с земляными работами любой справится. Потому я обоз с инструментом промывным к Шигаеву отправил. А Рычков подробную роспись приложил, что да как делать. С твоих слов, государь.

Перфильев приложился к кубку, невольно нагнетая интригу. К его словам прислушивался не только я, но все, кто сидел за моим столом.

— Ну так вот, Максим Григорьевич к тому времени уже прочно утвердился в Екатеринбурге и поручение твое начал выполнять еще до того, как снега растаяли. На речке Березовке нашли место, где проба показала много золота. Там вашгерд твой, государь, собрали и работы начали. Так за неделю работы одного только этого прииска намыли золота больше, чем на Шарташском руднике за месяц.

Полюбовавшись на наши удивленные лица, канцлер продолжил:

— Видя такое, Шигаев своей властью закрыл рудник и всех оттуда бросил на добычу россыпного золота. Сделали ещё несколько десятков таких же вашгердов и поставили их во множестве на ручьх и речках. На той же Березовой да на Пышме. И то, что добыли за март с апрелем, тебе, государь, выслал. А я, получив золотой обоз в Нижнем незадолго до отбытия в Москву, не мог без пригляда его по дороге оставить.

— И много ль там? — задал я мучавший всех вопрос.

— Шесть пудов! Но четверть это с рудников и конфискат всяческий. Шигаев пишет, что ежели все пойдет так и далее, то к концу лета россыпи дадут мало что не сто пудов золота.

— Ох ты! — выдохнул пораженный Подуров. — Это же мильен рублей!

Немецкая принцесса очень заинтересованно посмотрела на меня. И в ее взгляде появилось какое-то странное задумчивое выражение.

Архиепископ был менее всех удивлен.

— То господь нам всем шлет знак своего благоволения и помогает угодному ему делу.

Все перекрестились вслед за Платоном.

Я не стал портить настроение соратникам. Рекордные цифры добычи на приисках, как правило, характерны только в самом начале. Когда берется самый верхний, обогащённый и легкий слой песков. Основное золото лежит в той массе песков, где концентрация его ниже. Но в первый год и правда можно надеяться на сверхдобычу. А когда цифра поползет вниз, можно будет послать новых старательские партии к Миассу. Там тоже легкого золота много.