Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах [СИ]

Переночевав у зятя, старшая графиня решила ехать к себе. Зять отговаривал, упирая на то, что дороги неспокойны и легко можно нарваться на лихих людей, коих в войну развелось во множестве, но Хренина убедила его, заявив, что путешествовать в одиночку не собирается. На следующий день она уговорилась с интендантом, ведшим обоз с провиантом для армии, и тот за пятьдесят рублей ассигнациями позволил графине присоединиться к ним. До Смоленска добрались благополучно. Довелось, конечно, насмотреться на страшные картины, оставленные отступавшей Великой армией. Однако вид лежавших вдоль дороги трупов, погрызенных волками и бродячими собаками графиню не смутил. В бытность мужа артиллерийском офицером ей довелось сопровождать его в военных походах, так что насмотрелась. Груша хмурилась, но в обморок не падала – служба в лазарете приучила ее к виду смерти.

Сгоревший Смоленск привел Хренину в ужас. Здесь она впервые подумала, что, возможно, зря спешила, и в Залесье ее ждет картина разорения. Однако отступать было поздно, и графиня нашла очередных попутчиков. Немолодой штабс-капитан вел пополнение из рекрутского депо как раз по дороге, проходившей мимо Залесья, и любезно согласился взять дам под свою защиту. Он даже остановил колонну у поворота к имению, чтобы лично сопроводить графиню к дому.

В лесу их встретила баррикада из поваленных деревьев, штабс-капитан было насторожился и хотел кликнуть солдат, но выяснилось, что за баррикадой прячутся крестьяне Хрениной. Распознав графиню, они повалились ей в ноги, восклицая: «Барыня! Барыня вернулась!» Выглядели они при этом столь радостными, что Хренина даже прослезилась. Услыхав от крестьян, что имение уцелело, а французов в него не пустили, графиня распрощалась со штабс-капитаном, сунув ему в руку ассигнацию достоинством в 25 рублей. Офицер попытался отказаться, но Хренина пресекла это на корню.

— Вам нужно, Григорий Емельянович! — заявила строго. — Я вдова генерала, и хорошо знаю, каково русским офицерам на казенном жить. Жаль, что за нехваткой времени не согласились у меня погостить. Но закончится война – милости прошу. Приму как дорогого гостя.

— Благодарю, ваше сиятельство! — поклонился штабс-капитан. — Будет случай, воспользуюсь приглашением.

На том и расстались. Дормез Хрениной в сопровождении вооруженных крестьян покатил к дому, где встречать барыню и ее дочку высыпала дворня. Были слезы радости, целование ручек и объятия сопровождавших графиню слуг с остававшейся в имении родней. Велев разгружать вещи, графиня с дочкой прошли в дом, где им немедленно подали горячее питье и легкие закуски, пообещав, что через час-другой приготовят полный обед. Скинув шубы, мать с дочерью разместились за столом и приступили к кушаньям.

— Слава богу добрались! — сказал графиня, отведав горячего сбитня. — После Смоленска не чаяла застать Залесье нетронутым. А тут видишь, как! Надо будет молебен в церкви заказать и на храм пожертвовать.

Дочь кивнула, грея руки о кружку со сбитнем. С той минуты, как дормез покатил к дому, где она выросла, с лица Груши не сходила радостная улыбка. И тут в дверь постучали.

— Да! — сказала графиня.

В распахнувшуюся дверь вошел Егор. Встав у порога, он снял шапку и поклонился.

— Подойди, Егорушка! — сказала Хренина ласково. — Слыхала уже о тебе и твоих подвигах. Имение сохранил, супостатов в него не допустил.

— Точно так, матушка, — ответил отставной унтер-офицер, подходя ближе. — Нехристи пытались сунуться, но мы их побили. Три мужика при этом сгибли, а так все в целости. Люди, скот, хлеб в закромах – ничего не пропало.

— Благодарю, Егорушка! — сказала графиня. — Я подумаю, как наградить тебя и мужиков, которые Залесье оборонили. Ежели кто особо отличился, отпущу на волю. Я слово держу.

— Дай Бог тебе здоровья, матушка! — поклонился Егор. — Есть такие мужички, хотел за них просить. Но раз сама пожелала, того лучше.

— Кроме французов никто не заглядывал? — поинтересовалась графиня. — Из соседей или русских солдат?

— Капитан Руцкий с егерями гостили, — ответил Егор. — Пробыли недолго. В бане попарились, переночевали и ушли засветло по своей военной надобности.

— Руцкий?! — воскликнула Груша. — Платон Сергеевич?

— Они, — подтвердил Егор. — Дочку свою оставили и отбыли.

— Дочку? — удивилась графиня.

— Точно так, матушка! — кивнул отставной унтер-офицер. — Они ее по дороге в Смоленск нашли рядом с мертвой матерью. Его благородие подобрал и сюда привез, потому как на войне с дитем никак. Он вам письмо оставил, спросите у Якова.

— Позови его и вели принести письмо! — приказала Хренина. Егор поклонился и вышел.

— Как же так, мамá? — растерянно произнесла Груша. — Откуда у него дочь?

— Оттуда, откуда все дети, — буркнула графиня. — Ну, Платон, ну, шельмец! Вот ведь удружил! Чуяло сердце…

Она не договорила. В дверь постучали, и в столовую вошел лакей. Поклонившись, он протянул Хрениной листок бумаги. Графиня схватила и его и, достав лорнет, впилась глазами в текст.

— Что там, мамá? — не утерпела дочь.

— Слушай! — вздохнула графиня и стала читать по-французски:

Многоуважаемые Наталья Гавриловна и Аграфена Юрьевна. Вынужден опять просить Вашей милости и содействия. Так случилось, что на дороге к Смоленску я обрел свою дочь. Ее мать, французская дворянка Аврора Дюбуа, в браке со мной не состояла и жила в Москве, о чем я не знал. Там она присоединилась к отступавшей армии Бонапарта, но дорогой умерла. Дочь сидела подле ее мертвого тела, когда я ее увидел и подобрал. Девочку зовут Мари, ей три года, по-русски она не говорит. Поручаю сиротку вашей милости. По окончанию войны приеду и заберу. Ежели же сложу голову, то прошу Вас воспитать Мари, как должно дочери дворянина, и выдать замуж за хорошего человека, дав приданое из тех денег, что я переслал Вам. Пусть Аграфена Юрьевна не сердится, что переменил завещание. Сироте деньги нужнее.

— Зачем он так? — всхлипнула Груша, когда мать закончила читать. — Не нужны мне его деньги!

— Успокойся! — одернула ее графиня на французском, повернувшись к лакею, заговорила по-русски: — Расскажи нам о девочке, Яков. Где она сейчас?

— У Глафиры, — ответил лакей. — Его сиятельство господин Руцкий поручил ей досмотреть дочку. Денег дал и еще посулил.

— Позови Глафиру и пусть приведет девочку, — распорядилась графиня.

Яков поклонился и вышел. Мать с дочерью застыли в ожидании. Продлилось оно недолго. Скоро в дверь постучали и, получив разрешение, в столовую вошла горничная. За ручку она вела девочку лет трех в малиновом платье и с такой же ленточкой в белокурых волосах. Из-под подола платьица ребенка виднелись вязаные шерстяные чулочки.