Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах [СИ]

— Что с Руцким, граф? На нем лица нет…

— Солдат угодил в него штыком, ваше императорское величество. Похоже пропорол бок. У майора мундир в крови…

— Эй, кто-нибудь! Найдите Виллие!..

Это было последним, что я слышал. Мир перестал качаться и исчез.

Не было ни тоннеля, ни света в его конце, ни двух ангелов, ожидающих душу новопреставленного раба Божия. Кстати, почему их там двое? Не знаю. Я вообще не умирал – просто потерял сознание. То ли от болевого шока, то ли от потери крови.

Очнулся от зверской боли в боку. Ощущение было таким, будто кто-то выдирает из меня ребро. Открыл глаза – передо мной была стена. Я лежал на правом боку – похоже на кушетке. Кто-то, невидимый, крепко держал меня за плечи, а другой за спиной занимался ребром. Бок снова обожгло болью, и я вскрикнул.

— Терпите, Платон Сергеевич! — сказали позади, и я узнал характерный акцент Виллие. — Вы же лекарь. Нам часто приходится причинять людям боль, потому следует самим подавать им пример. Закончу – дам вам лауданум.

— Благодарю, Яков Васильевич, — выдавил я. — Что там у меня?

— Ничего страшного, — буркнул Виллие. — Штык скользнул по ребру и распорол мускулюс [83] Мышцу (лат.). . Нутро не задето. Крови вытекло много, выглядит ужасно, но на деле пустяк. Рана чистая. Если не загноится, заживет быстро.

— Только не толкайте в нее корпию! — попросил я. — Зашейте шелковой ниткой и наложите повязку.

— Думаете, будет лучше? — засомневался по-прежнему не видимый мной Виллие.

— Уверен.

— Как скажете. Придется подождать, пока найдут иголку с нужной ниткой. Пока просто забинтую, чтобы остановить кровь.

Меня приподняли, Виллие ловко наложил на рану тугую повязку, после чего уложили на спину. Я приподнял голову. Незнакомая комната, довольно большая. Окно занавешено шторами, возле кушетки стоит шандал со свечами. Возле него обнаружились Виллие и Пахом – это денщик держал меня за плечи. В отдалении стояло несколько человек, судя по одежде, лакеи. На Виллие – кожаный фартук, под ним – бальный мундир. Руки у Якова Васильевича в крови. У ног – раскрытая кожаная сумка, похоже с инструментами.

— Постоянно с собой вожу, — объяснил Виллие, заметив мой взгляд, устремленный на сумку. — На таких балах всякое бывает, вот и вы сподобились. Надо же! — он покачал головой. — Кто бы мог подумать? Безумец в карауле. На государя руку поднял!

Сильно сомневаюсь, что Болхов собирался убить царя, но спорить не стану.

— Благодарю, Яков Васильевич!

— Пустяк! — махнул он рукой. — Можно думать, вы не помогли бы на моем месте. А, вот и игла с ниткой! — оживился он при виде спешащего к нему лакея.

— Смочите ее в спирте, — попросил я.

— Знаю! — буркнул он. — Ваша метода держать инструмент в спирте перед операцией уже применяется в армии. Крепко помогает – раны загнивают куда реже. А пока будет мокнуть, накапаю вам лауданум.

Словом, меня зашили. То ли лауданум помог, то ли я притерпелся к боли, но выдержал без стонов, только иногда стреляло в ране так, что сердито шипел. Закончив, Виллие помыл руки в поднесенном лакеем тазике, вытер их полотенцем и снял с себя фартук.

— С удовольствием поговорил бы, Платон Сергеевич – давно не виделись, но государь приказал: как закончу, немедля доложить о вашем состоянии. Отдыхайте!

Он ушел. Ко мне подошли лакеи и, взяв под мышки и за ноги, перенесли в другую комнату, где раздели и уложили в кровать – видимо, получили такое указание. После чего ушли, а Пахом остался.

— Крепко спужался, ваше высокоблагородие, — сказал он, подтащив к кровати стул и усаживаясь на него. — В кордегардии сидел, тут вбегает гвардеец и кричит: «На царя покушались! Убили майора Руцкого!». У меня аж заледенело в нутрях. Кинулся сюда, а вы на полу в непритомности, а из живота кровь текет. Хорошо, что этот генерал прибежал и вами занялся. Я таперича от вас не отойду.

— Хорошо… — пробормотал я, проваливаясь в сон.

Пробудил меня шум и говор голосов. Открыв глаза, с удивлением увидел на стуле перед собой вместо Пахома царя. За его спиной толпились придворные, среди которых я узнал Кутузова и Виллие.

— Как себя чувствуете, Платон Сергеевич? — спросил Александр, заметив, что я открыл глаза. — Мы тут закончили бал и решили вас навестить.

— Благодарю, ваше императорское величество, — ответил я. — Яков Васильевич говорит, что поправлюсь.

— Это мне надо вас благодарить, Платон Сергеевич, — покачал головой царь. — Если бы не вы… Подумать только: гвардеец покусился на помазанника Божьего! Презрел присягу и честь дворянина!

Как будто в этом что-то необычное. Твоего дедушку, царское величество, кокнули гвардейцы. Отца – тоже. Ладно, молчим.

— Этого подлеца еще в Петербурге следовало забить в кандалы и отправить в каторгу, — сердито продолжил царь. — Но нашлись ходатаи. Ничего, я с ними разберусь, — пообещал он зловеще. — Теперь о вас, Платон Сергеевич. Никто не смеет упрекнуть меня в неблагодарности. За великую услугу трону, оказанную сегодня, возвожу вас в графское Российской империи достоинство вместе с нисходящим потомством.

Ох, ни фига себе!

— И еще, — добавил он. — В полк вы не вернетесь. Такой офицер, как вы, нужен подле трона. Зачисляю вас в свою Свиту.

— Благодарю, ваше императорское величество, — сказал я. — Могу я попросить?

— Если о возвращении в армию, то лучше помолчите! — нахмурился царь.

— Нет, ваше императорское величество, — поспешил я. — Для меня честь служить вам. Дело личное.

— Какое? — заинтересовался он.

— У меня есть дочь, рожденная вне брака. Ее мать, французская дворянка Аврора Дюбуа, недавно умерла. Девочка осталась сиротой. Я отвез ее в имение графини Хрениной, попросив присмотреть за дитем до окончания войны. Она ведь маленькая, всего три годика. У Мари никого нет, кроме меня, да и я круглый сирота. Проявите милость, ваше императорское величество, позвольте записать ее законной дочерью.

— Хм! — улыбнулся царь. — Чего, чего, а этого не ожидал… А вы шалун, граф! — он шутливо погрозил мне пальцем. Придворные за его спиной заулыбались. — Хорошо! — кивнул он. — У меня нет причины отказать вам в такой малости, тем более, сейчас. Хотя, будь у вас сын, подумал бы. Распоряжусь. Поправляйтесь, граф!

Он встал и вышел, следом потянулись придворные. Кутузов, оставшись в одиночестве, подошел и сел на стул.

— Примите и мою благодарность, Платон Сергеевич, — сказал хмуро. — По моей вине все произошло. Следовало снять этого негодяя с поста, а я пожалел. Эх! — вздохнул он.

— Не переживайте, ваша светлость! — поспешил я. — Такое не угадаешь. В конце концов все для всех кончилось хорошо, исключая Болхова, конечно. Но туда ему и дорога. Как ваше здоровье? Помогает ли питье, которое вам прописал?