Игорь Журавлёв - Метанойя

Последние слова Егор уж орал прямо в побледневшее лицо Падшего, навалившись грудью на стол и стуча кулаком так, что креветки с тарелки летели во все стороны.

Падший, вытаращив глаза, смотрел в лицо Соколова, потом как-то беспомощно оглянулся вокруг, словно призывая людей в свидетели, взмахнул руками и вдруг, сначала потихоньку, а потом все громче и заливистее захохотал. Теперь уже Егор с удивлением уставился на него. А тот никак не мог остановиться, схватившись рукам и за живот и согнувшись пополам.

Говорят, что смех заразителен. Соколов сначала хмыкнул, потом хохотнул и вдруг присоединился к этому поистине гомерическому хохоту. А Падший всё пытался что-то сказать сквозь смех, но у него никак не получалось, слова перебивались новыми вспышками смеха:

— М… ме…меня? Не. не…несу…несущего свет, обозвать сукой-цэрэушником! А-ха-ха-ха-ха…., - наконец, выдавил он, снова залившись смехом.

Когда до Егора дошел смысл его слов, он почти упал под стол от хохота.

Наконец оба выдохлись, сил смеяться больше не осталось, оба сидели, вытирая слезы и лишь иногда — нет, уже не смеялись, а лишь как-то всхлипывали.

Здесь подошла официантка и подозрительно глядя на них, спросила, будут ли они что-то еще заказывать?

Егор посмотрел на Падшего:

— А что я прошлый раз заказывал?

— Плов, — всхлипнул тот.

— О, точно, принесите мне плов!

Когда официантка ушла, Соколов, успокоившись, спросил:

— Скажи, Падший, ты серьезно хотел помешать мне в моем собственном сне? В созданной мною реальности?

— А почему бы и нет, — пробурчал тот, — свободу воли у людей никто не отменял, даже в майе.

Нараяна задумался, глядя в лицо Люцифера. Тот тоже молчал.

— Сделаем так, — наконец, нарушил молчание Егор, кто у тебя выполняет там роль заказчика? Это колдун, как его, имя из головы вылетело?

— Свистун, — нехотя ответил Александр Валерьевич, — по нынешнему паспорту Свистуновский Кондрат Поликарпович.

— Ты, Падший, лишаешь его своего покровительства, пусть действует самостоятельно. Без твоей защиты мой Немирович его быстро найдет. И не занимайся больше ерундой, жизнь человеческая не игрушка. Ты, кстати, тоже не бессмертен, не забывай об этом.

Александр Валерьевич открыл рот… и закрыл его, лишь молча кивнув, соглашаясь со сказанным.

— А вот и плов, — улыбнулся Нараяна подошедшей официантке. И та вдруг застыла, распахнув глаза и открыв рот, будто увидела перед собой бога.

Майор госбезопасности Наталья Васильевна Норикова сидела на утреннем совещании у полковника Немировича и так, как умеют только женщины, делала несколько дел одновременно, без ущерба для каждого из них. Во-первых, она слушала доклады коллег и указания начальника. Во-вторых, она записывала пришедшие по поводу услышанного мысли и отдаваемые распоряжения. В-третьих, она перечисляла в уме, что надо сегодня купить. И, в-четвертых, думала о том, что, кажется, она и правда влюбилась в своего начальника, полковника Немировича.

Эта мысль очень сердила ее, хотя бы просто потому, что она привыкла все контролировать, а это крепчавшее день ото дня чувство никакому контролю поддаваться не хотело. Поэтому в ней боролись два противоположных желания: ей очень хотелось нахамить Немировичу и одновременно поцеловать его.

Нахамить было сложно, он ведь не только ее начальник, но и старший по званию. Поцеловать же было совершенно невозможно, по причине его возмутительной влюбленности в другую женщину. Она сердилась на него: да как он вообще посмел втрескаться в эту старуху! Отхлестать бы его по щекам!

И тут же мысленно тормозила себя: стоп, Наташа, стоп! Ты ему никто, он тебе никто, никто никому ничего не должен. Но каков наглец, а?

В это время очередь докладывать дошла до нее, и она встала.

— Наталья Васильевна, можно сидя, — улыбнулся ей Немирович. Что ее совсем уже разозлило — "Еще указывать мне будет!", но вслух она ответила:

— Спасибо, товарищ полковник, мне так удобнее.

— Хорошо. Тогда слушаем вас, — Немирович откинулся на спинку полукресла.

Николай Вениаминович слушал доклад майора Нориковой, но мысли его были далеки от содержании доклада. Он был мужчиной и не мог делать несколько дел одновременно. По крайней мере, одинаково хорошо. Поэтому он, слушая, не слышал Норикову, что, впрочем, было не страшно. С ее докладом он уже ознакомился в письменном виде. Мысли в его голове были далеки от работы и вообще крамольные по своей сути. Он думал о том, как хороша и красива эта майор Наташа. И как бы хорошо было обнять ее и… И так далее. Впрочем, не будем нарушать тайну личной жизни, и разглашать все планы, складывающиеся в голове мужчины. Они, конечно, не секретные и, более того, всем известные, поскольку ход мужских мыслей в этом направлении особой оригинальностью обычно не отличается. Но приличия есть приличия.

Дело в том, что вчера вечером к нему в гости напросился старший лейтенант Соколов и, по своему обыкновению, а также в целях маскировки, через пять минут просто оказался в его квартире. Николай так и не смог привыкнуть к этим его появлением и исчезновениям, не зная, как сие для себя квалифицировать. Как чудо? Но он был атеист и коммунист, хотя и не фанатичный. Как секретную научную разработку? Второе привычнее, поэтому он пока остановился на этой версии, как наиболее для него приемлемой. Хорошо хоть Варвара как раз, по ее словам, пошла на какую-то важную встречу с подругами по институту. Какая-то у них там годовщина или что-то в этом роде — он не забивал себе голову, поскольку доверял ей как самому себе и даже чуть больше.

Когда Немирович, предварительно плотно закрыв шторы на кухне, заварил чай и выставил варенье, они сели, и первые несколько минут обменивались ничего не значащими фразами, типа:

— А у вас здесь уютно!

— Да, это Варя старается! Варенье тоже она сварила.

— Хозяйственная она у вас.

— А вы после кремации словно похорошели.

— Правда? Отличная, кстати, процедура. Рекомендую, возрождает буквально из пепла!

— Спасибо, возможно, как-нибудь и воспользуюсь вашим советом.

Ну и т. д. Впрочем, после слов о том, что варенье сварено Варварой Изюмовой, Егор к нему больше не притрагивался и неодобрительно косился на то, как с аппетитом поглощал это варенье Немирович. Но пока молчал.

Когда чай был выпит, они перешли в комнату и Соколов озвучил цель своего визита:

— Николай Вениаминович, прежде чем я сообщу вам не очень приятное известие, мне необходимо вас вновь загипнотизировать.

— Зачем? — задал простой вопрос Немирович. Не то, чтобы он сомневался в благих намерениях старшего лейтенанта, но согласитесь, никому не хочется, чтобы копались в его мозгах, особенно, когда эта привычка начинает принимать систематический характер.