Игорь Журавлёв - Метанойя

И опять сдвоенное:

— Да.

Егор вышел на кухню, посмотрел, не осталось ли что-то после его присутствия. Посуда помыта, все убрано. Хорошо. Его здесь сегодня не было, он умер. Он обулся, прихватил верхнюю одежду, и перенесся на Кубу, на бесконечный пляж Варадеро, пустынный, как всегда. Ближе к кромке нависавших над пляжем пальм стоил лежак с пляжным матрасом в тени грибка из пальмовых листьев. Так здесь было всегда, когда он этого хотел. Егор сел на лежак и открыл телепортационное окно в комнату с родителями. Они все так же сидели на диване с застывшими взглядами. Да ведь и прошло не больше минуты.

— Вы меня слышите?

— Да.

— Я сосчитаю до трех, и вы очнетесь, помня лишь то, что я вам сказал.

Они его не видели, окно было с односторонней проницаемостью. Но слышали хорошо.

— Раз. Два. Три.

Егор успел увидеть, как внезапно потемнело и осунулось лицо отца, и слезы потекли по щекам матери. Он быстро закрыл окно и до боли сжал кулаки, повторяя про себя: так надо, так надо!

Соколов смотрел на океан. Огромные волны накатывали на пляж, и порывы ветра раскачивали пальмы. Океан точно отражал состояние его души. А ему сейчас хотелось штиля, прозрачной и тихой воды, на которой можно было бы полежать, раскинув руки и жмурясь от солнца. Но искупаться все равно надо, соленая вода всегда успокаивает его. Еще раздеваясь, ему показалось, что шум океана стих, но лишь подняв голову, он увидел, что волн больше нет — штиль. Пальмы привычно расправили свои длинные острые листья, а ветер не обдувал его голый торс. Чему он совсем не удивился, а лишь удовлетворенно кивнул и побежал к воде. Белый песок пляжа приятно струился по ступням, а когда он вступил в воду, сердце замерло от восторга. Нет, никогда океан не станет для него привычным и обыденным зрелищем, но, наверное, всегда будет восхищать, придавая силу и уверенность.

Он лежал на соленой бескрайней воде и вспоминал свой давний разговор с Ольгой. Он тогда спросил ее, почему, когда он появляется здесь, пляж всегда пустой. Она ответила, что ему просто так хочется и поэтому так становится. Потом что-то еще объясняла. А потом была их последняя встреча, после которой она исчезла. И он до сих пор не мог понять, почему. Иногда ему казалось, что Ольга появилась в его жизни по одной единственной причине: он захотел ее появления. И она пришла, но лишь как иллюзия, майя. А на самом деле никакая инкарнации серафима по имени Ольга никогда не существовала. Хотя, нет, не так. Она существовала, но лишь для него, лишь потому, что он этого хотел. Но тогда…, тогда получается, что и исчезла она лишь потому, что он так решил. Но ведь он всегда хотел ровно противоположного!

Ольга говорила, что желание совершенно необязательно должно быть высказанным или даже осознаваемым. Главное, чтобы оно было сильным. И это еще одна загадка: как может быть сильным желание, которого ты даже не осознаешь? А еще она говорила, что между иллюзией и реальностью нет разницы для того, кто внутри иллюзии. К тому же, что есть реальность и какая реальность реальнее — объективная, субъективная, виртуальная, духовная, материальная?

Соколов вздохнул и вдруг осознал, что над ним нет солнца и нет неба. Вместо них сияют яркие звезды во тьме космоса. Их вокруг столько, что было даже светлее, чем самым ярким солнечным днем. Он приподнял голову и оглянулся вокруг. Больше не было океана, а он полулежал, опершись на одну руку, на чем-то невообразимо огромном, теплом и мягком. А рядом сидела его супруга Лакшми и улыбалась ему. И вокруг них цвели лотосы, в каждом из которых покоилась планета. Из его пупка тоже тянулся стебель лотоса с планетой в чаше листьев. Он присмотрелся, и вдруг планета стала увеличиваться в его глазах. Это Земля, понял он, потом его взгляд прошел сквозь атмосферу и пред ним предстал Атлантический океан, стремительно увеличивающийся до тех пор, пока он не увидел крохотную фигурку, лежащую на воде возле острова Куба. Фигурка приближалась, увеличивалось его собственное обнаженное тело и лицо с полуприкрытыми от яркого солнечного света глазами.

Он улыбнулся ему, и тот Егор Соколов в ответ улыбнулся тоже. Тогда он обратил свой взор к Лакшми и мягко сказал:

— Здравствуй, Оля!

— И я приветствую тебя, супруг мой возлюбленный, — сказала она в ответ, улыбаясь такой знакомой и вечной улыбкой, и прилегла рядом, положив свою голову на его грудь.

— Я так соскучилась по тебе, супруг мой! — шептала Лакшми, гладя мягкой ладошкой его грудь, шею, лицо.

— И мое сердце истосковалось по тебе, супруга моя!

Он нежно поцеловал ее в теплые мягкие губы и их тела слились так, что он стал ею, а она им. Это было нетрудно, поскольку он являлся ее мужским аспектом, а она являлась его женским аспектом. Охватившее их блаженство длилось вечно, поскольку они лежали на том, что олицетворяет само время.

Потом тот, которого некоторые называли Нараяна, спросил, кивнув на крохотную фигурку внизу:

— Почему я там, любимая?

— Потому что ты спишь, супруг мой. А это, — она тоже кивнула на фигурку внизу, — твой сон.

— Я и сейчас сплю? — улыбаясь, спросил он.

— Да, конечно, но какая-то твоя часть бодрствует. Ведь ты многолик, супруг мой возлюбленный.

— Почему ты больше не приходишь в мой сон, Лакшми, солнце очей моих? Мне там так не хватает Ольги!

— Это твой сон, сердце моё. Только ты знаешь, почему там всё так, а не иначе. Возможно, логика сна диктует такие условия.

Он задумался, перебирая ее волосы, разметавшиеся среди звезд. Люди называли ее волосы "Млечный путь" и это очень красиво звучало. Потом улыбнулся и кивнул:

— Ты права, богиня души моей. Ты как всегда права.

Сын Человеческий тоже улыбнулся, глядя на свой рисунок на песке. Если бы кто-то смог заглянуть Ему через плечо, то он увидел бы, что Учитель нарисовал мужчину и женщину, лежавших среди звезд и цветущих лотосов. Они ласкали друг друга и о чем-то говорили, глядя вниз, где в невообразимой дали, на крохотной планете, раскинув руки, лежал на воде океана улыбающийся парень по имени Егор. Картина, конечно, была живая, поскольку автором ее был Сущий.

В это время, совсем в другом пространстве и времени подошли к Нему какие-то мужчины, ведя связанную женщину. Они стали Ему что-то говорить о том, что эта женщина виновна в прелюбодеянии и по закону следует побить ее камнями до смерти. Мессия почти не слушал, любуясь Своей картиной на песке и дополняя ее отдельными штрихами. Но мужчины были очень настойчивы. Они кричали, размахивали руками, так что Ему пришлось на минуту оторваться, чтобы уделить им время.

Он взглянул на женщину в рваной одежде, на мужчин, державших ее, и мгновенно увидел всю жизнь каждого из них — от первого крика при рождении, до последнего предсмертного вздоха. Вот этого, главного среди них, зовут Ахаз и он виновен в многочисленных прелюбодеяниях. Его скоро отравит собственная жена. Рядом с ним стоит Барух — отъявленный лжец и взяточник. Вор, забравшийся в его дом, проткнет ножом его печень. А вот Варул, убивший родного брата из-за наследства. Символично, что именно из-за наследства его задушит подушкой собственный сын, когда он будет валяться пьяный. И Гилель, старый извращенец, за свою жизнь изнасиловавший много маленьких мальчиков, некоторые из них умерли от внутренних разрывов, а кто-то сошел с ума. Через пять дней отец одной из его жертв зарубит его мечом. Сын Человеческий удивился: и эти люди хотят правосудия? Что ж, они могут его получить. И Мессия, гладя прямо в глаза каждому, тихо произнес: