Игорь Журавлёв - Метанойя

— Мужик один обещал дать на бутылку, ежели личность трупа, эта, подтвержу.

Последнее слово далось мужику явно с трудом.

— Как должен подтвердить?

— Дык, по фото, вона!

И полный тезка известного революционера достал фотографию, где Соколов опознал сам себя, только не понял, где снимали. Но фото было четким, не перепутаешь.

— Где тот мужик, который тебя послал?

— Сидит за углом в машине.

— Что за машина?

— Белая Жигули пятерка.

— Он один?

— Я видел только одного.

— Опиши.

— Среднего роста. Лицо не разглядел, он был в шляпе, на глаза надвинутой.

— Одежда?

— Темная куртка, темные брюки.

Егор задумался.

— Запомни, Яша, ты этого, который на фото, опознал — лежит в морге на столе, уже вскрытый и зашитый, понял?

— Понял.

— Ты его очень хорошо рассмотрел, это точно он. Ты простыню снял и все рассмотрел. Понял?

— Понял.

— Как из двери выйдешь, тут же забудешь, что видел меня, говорил со мной. Ты тихонько зашел, светил фонарем, осмотрел трупы, один опознал по фото и тихо ушел. Понял?

— Понял.

— Раз понял, иди.

Мужик развернулся и пошел на выход. А Соколов сел на кушетку и приготовился ждать звонка.

Полковник Немирович тоже шагал по кабинету в ожидании звонка. Была б его воля, он пустил бы всех на захват, но ему приказали сидеть и не рыпаться, в надежде на то, что похитители выполнят свое условие. Но Немирович на это не надеялся, понимая, что по всем раскладам им выгоднее уничтожить свидетелей. Как ни прячься, а что-то они да видели, что-то да слышали, что может дать зацепку для следствия. Они же понимают, что в любом случае, отпустят они заложников или нет, охота на них не прекратится никогда. Вызовы, брошенные КГБ, эта организация не прощает, даже если ты убежишь на край земли. А похищение семьи целого генерала госбезопасности с требованием убить другого офицера госбезопасности — это вызов. Да ещё какой вызов! Просто плевок в лицо. Если они этого не понимают и отпустят заложников, то они полные дебилы. Но судя по их аккуратным и точным действиям, это, к сожалению, не так. А значит…

Нет, как человек Немирович очень хотел, чтобы семья генерала Федотова вернулась домой живой и здоровой. Но как профессионал он понимал, что этого, скорее всего, не будет. А потому очень переживал из-за приказа ждать и ничего не предпринимать.

Под утро он задремал на диване в кабинете и звонок телефона его не разбудил. Просто потому, что никто не позвонил с радостным известием. Разбудило его легкое потрясывание за плечо. Он открыл глаза и увидел Соколова.

— Они вернулись, целые и невредимые, — сказал он, — но ничего не помнят.

Немирович не стал переспрашивать, о ком речь. Он сразу все понял.

— Что, совсем ничего? — зевая, спросил он.

— Даже как их зовут.

Немирович сел на диване.

— И что теперь?

— А теперь руки у вас развязаны. Или вы о том, что теперь с ними будет? С ними — пока не знаю, они в больнице, а я еще мертвый.

— Толку с моих развязанных рук нет, поскольку они были связаны тогда, когда были нужны.

— Поверьте, Николай Вениаминович, — покачал головой Соколов, — любая слежка была бы тут же обнаружена. Какие бы там суперпрофессионалы ни были. А так мы хотя бы спасли людей.

— Ну, по крайней мере, они не будут переживать за мужа и отца.

— И это тоже. Но сейчас у нас другая проблема. Нужно развязать руки мне.

— Похоронить? — догадался Немирович?

— Именно.

— А родители?

Егор вздохнул:

— С родителями я решу. Пусть готовят мои похороны.

Егор наслаждался обществом самых родных людей. Дома было хорошо. Отец был необыкновенно деятелен. Он продал свой жигуленок тринадцатой модели, купил ГДР-овский грузовик IFA и занялся частным предпринимательством. Сыну по секрету признался:

— Сынок, я никогда так не был счастлив, как сейчас! Впервые в жизни на себя, а не на "дядю" работаю.

И получалось ведь у него, заказы были, только успевал поворачиваться. Домой прибегал перекусить, если не в рейсе, да переночевать. Больше мать его и не видела. Но ради приезда сына, в данный момент находился дома. Егору еле удалось отговорить его идти прямо сейчас с ним в гараж и полюбоваться на подержанный, но в хорошем состоянии, шедевр немецкого социалистического автопрома. Отец сиял: ведь это был его собственный грузовик, совсем недавно о таком и помыслить было невозможно! Звал сына бросать службу и развивать вместе семейный бизнес. Тот обещал подумать.

И вот сейчас они с отцом наворачивали вкуснейший мамин борщ, а Егор переживал о том, что ему не хочется делать, но что делать придется. Ведь он именно для этого сюда и телепортировался, прямо из морга!

После обеда Егор сказал родителям, что им надо поговорить, и они прошли в большую комнату. Он усадил родителей на диван рядом друг с другом, а сам сел на стул напротив. Взять их под полный контроль не составляло для старшего лейтенанта никакого труда, если говорить о технической стороне. А вот с точки зрения психологии это далось ему с трудом. Лишь осознание, что все это для их же пользы, помогло ему справиться с эмоциями. Когда взгляды их застыли, Егор встал и вышел на лоджию. Он облокотился на перила и с высоты девятого этажа вгляделся в очертания древнего кремля, стоящего здесь много веков на берегу еще более древнего озера. Картина, знакомая с детства. А там, справа, была школа, в которой он учился. Краешек ее тоже был виден отсюда. Тихий городок его детства. Здесь он родился, здесь прошла его юность. Здесь с ним случилась первая любовь. Отсюда он ушел в армию, еще не зная, что идет на настоящую войну. И всегда, где-то рядом с ним были его родители, готовые помочь и поддержать. Он поднял лицо вверх и облизал соленые от слез губы. По ясному небу величественно плыли облака, создавая порой фантастические картины. Раньше он, гуляя с собакой за городом, любил лежать в траве, смотреть в небо, на плывущие вот так облака и мечтать. Все возвращается. Он вздохнул. Сколько ни откладывай неизбежное, но неизбежного не избежать. Егор вытер ладонями мокрое лицо и вернулся в комнату.

— Вы меня слышите? — тихо спросил он, опустившись на пол перед родителями.

— Да, — их голоса слились в один.

— Ваш сын Егор умер, сегодня вам позвонили и сообщили об этом. Егора последний раз вы видели давно — больше месяца назад. Завтра похороны, по его завещанию тело сожгут в крематории. В Москве. Вы должны присутствовать на церемонии, после чего привезете прах домой для захоронения. Вы убиты горем, но перенесете эту потерю достойно, — Егор сглотнул, — потому что где-то в глубине души вы будете точно знать, что все это инсценировка. Что придет время, и, выполнив задание, я вернусь живой и здоровый. Поэтому вам надо держаться и не раскисать для того, чтобы однажды, очень скоро, вновь встретить меня здесь, дома. Вы все поняли?