Игорь Журавлёв - Метанойя

И все исчезло, опять перед ними была только кухня. Но Немирович словно застыл, не в силах повернуть голову.

Егор окликнул его и положил на стол записанные Нориковой показания ведьмы. Тот, ни слова не говоря, взял в руки листы бумаги и стал внимательно читать. Закончив, очень аккуратно сложил их в стопку, выровнял и подвинул к Егору.

Некоторое время они сидели молча. Наконец, бедный как полотно Немирович, открыл рот:

— Надо вызвать ОМОН и когда она вернется сюда, брать ее.

Соколов с сожалением покачал головой:

— Надо бы, но нельзя. Впрочем, я с ней и без ОМОНа справлюсь, но дело в том, что нельзя ее сейчас брать. Она должны вывести нас на заказчика. Поэтому собирайте кое-какие вещи, пишите записку о том, что вас срочно угнали в командировку, будете через неделю, любите, целуете, обнимаете, страшно скучаете — и быстро отсюда уходим.

— Но она же только что убила человека!

— За свою долгую жизнь она убила очень и очень многих. Но сейчас на кону стоят жизни миллионов людей, поверьте, я не преувеличиваю. Если мы не возьмем заказчика. А труп обязательно поднимут со дна. Уверен, что там не одна ее жертва окажется. Место, похоже, у нее присмотренное. Она таким образом продлевает себе жизнь и молодость. Вернее, это дает ей силу выглядеть настолько молодо, насколько ей это нужно в той или иной конкретной ситуации. Поэтому, не удивляйтесь тому, что вы давали ей не больше двадцати пяти, она с вами именно на столько лет и выглядела. А на работе, например, держала образ женщины в середине пятого десятка.

Немирович хотел что-то еще сказать, но, передумав, развернулся и стал быстро собирать вещи. Через пятнадцать минут они уже ехали в служебной "Волге" в сторону ЦСН КГБ.

Ехали молча, думая каждый о своем. Где-то на полпути Немирович вдруг вспомнил:

— Егор Николаевич, вы говорили, что удалили мне какую-то опухоль из мозга?

— К сожалению, такие грубые вмешательства в сознание человека, какие осуществляют ведьмы, никогда не проходят бесследно. Чаще всего это онкология, как и в вашем случае. Но сейчас вы полностью здоровы, — улыбнулся Егор.

— Спасибо вам, Егор Николаевич. — Немирович помолчал. — Никак не могу уместить в голове, неужели ведьмы существуют?

— Есть многое на свете, друг Горацио… — ответил Егор бессмертной цитатой.

— А как мы вообще это видели?

— Извините, не могу сказать, я такие подписки давал! — обманывать нехорошо, но и правду Егор сказать не мог.

— Но это же была не запись?

— Нет, мы все это видели в реальном времени. Такая вот вечеринка с однокурсницами…

И вот сейчас, на утренней планерке, полковник Немирович вдруг понял, что не любит и никогда не любил Изюмову. Это был просто морок, о котором он вспоминал даже с каким-то омерзением. Хотя, надо признать, некоторые моменты ее умений в душу ему запали.

Но самое главное, что он вдруг стал ощущать в сердце своем другое чувство, зарождающееся, похоже, уже какое-то время, но не могущее до этого пробиться сквозь бетонную плиту приворота. Когда плиту убрали, то чувство, получившее свободу, очень быстро стало расти. И он смотрел на майора Норикову, нет — Наташу, пораженный тем, что всегда было рядом, но от него скрыто. Совсем новый взгляд. Эти ямочки на щеках. Ее заразительный смех, который ему как-то пришлось услышать, и сейчас он его вспомнил. Даже вот это очень серьезное и сосредоточенное выражение лица, с которым Наташа докладывала, его отчего-то умиляло. Он смотрел на нее и любовался ею, поэтому не сразу заметил, что она закончила доклад и теперь все смотрят уже на него с любопытством. Смотрят, как он на нее уставился туманящимся взором, а в глазах у сотрудников читается веселая догадка. Николай смутился:

— Эээ, гм, вы закончили, товарищ майор?

— Так точно, товарищ полковник, — отчего-то тихо ответила Норикова.

— Тогда так. Устанавливаем за Варварой Изюмовой круглосуточное наблюдение, поскольку нам представляется очевидным, что она была внедрена ко мне в качестве агента влияния для того, чтобы следить за ходом расследования. Предполагаемый заказчик — некий "Володя", он нам и нужен. Все ищем "Володю"!

Наталья Васильевна вместе с ребятами из "Семерки" сидела в салоне "Жигулей" третьей модели, припаркованной возле гаражей во дворе дома, где жил полковник Немирович и смотрела на его подъезд, освещенный тусклой лампочкой. На двор тихо опускались сумерки, вместе с большими хлопьями снега, медленно кружащимися в синеющем воздухе. "Последняя зима в СССР" — подумала вдруг она. Каково это будет? Новая страна, многопартийность? Ранее свои союзные республики, составляющие огромную страну, вдруг станут заграницей. Она вдруг вспомнила свою поездку в Узбекистан, общение с коллегами из местного КГБ — они станут зарубежной спецслужбой? Возможно даже, будут работать на врагов СССР. Невозможно представить, ведь мы все свои, учились в одних школах и институтах, читали одни книги, смотрели одно кино. Сейчас смешно, но, по крайней мере, в детстве все мы верили в скорое наступление коммунизма. О коммунизме тогда думалось как о каком-то рае на Земле, где будут решены все проблемы и все люди будут счастливы.

И вот, всему конец. Ее глаза повлажнели. "Что-то я последнее время стала слишком сентиментальной" — подумала она, — "отчего бы это"? Почему-то вспомнился Немирович, как он смешно застыл, чуть ли не с открытым ртом глядя на нее, когда она уже закончила доклад. Наташа тихонько прыснула от смеха. Оперативники удивленно посмотрели на нее. Она только отмахнулась:

— Да это я так, о своем, девичьем.

Люди время от времени выходили и заходили в нужный им подъезд. Фотографии всех жильцов они еще вчера получили и тщательно изучили, поэтому обращали внимание только на посторонних.

Этажом выше квартиры Немировича на лестничной площадке обнималась влюбленная пара. Тоже оперативники из "семерки", всегда работавшие вместе. Они и в жизни были мужем и женой, к тому же совсем недавно, поэтому целоваться, да обниматься им было легко. Влюбленные — самые незаметные люди, на которых все обращают внимание, улыбаются, может, завидуют или морщатся — "ишь, и не стыдно им на людях!", но совершенно не думают, что это пост наружного наблюдения КГБ. Если кто-то зайдет в квартиру Немировича, где сейчас находится только одна Изюмова, они подадут сигнал: два раза мигнут фонариком в окно, если зайдет мужчина, три — если женщина.

В сгущающихся сумерках оперативники, сидящие в машине, уже не могли различить даже в бинокль, кто заходит в подъезд, поэтому надежда была только на тех двоих. Вот из подъезда вышла женщина, вот зашел мужчина — не наш, фонарик не сигналит. Вот ввалилась целая веселая компания молодежи, наверное, что-то праздновать будут. Потом долгое время вообще никого.