Александр Михайловский - Герой империи. Сражение за инициативу (СИ)

Я, стараясь делать вид, что все идет как надо, прошел твердо прошагал под дождем несколько десятков метров по направлению к «защитнику» – и увидел, как из его раскрывшегося брюха опустилось комфортное на вид кресло с подлокотниками и подголовником, вроде стоматологического. Я, честно сказать, ожидал лесенки или чего-то вроде того, но, видимо, внутри этой стремительной машины, в которой основное место занимали двигатели и оружие, было совсем тесно, так что проще всего было установить опускающиеся кресла. И мне оставалось только сесть в это кресло, чтобы оно вознесло меня на высоту двухэтажного дома. Я уже летал на шаттлах, и теперь с интересом оглядывался внутри наглухо закрытой со всех сторон второй кабины истребителя. Явно это была учебная модель, а я сейчас сидел на том месте, где обычно размещается инструктор. Не в силах сдержать любопытства, по внутренней связи я спросил об этом моего пилота.

– Не только инструктор, – ответила Айя Ла, – иногда мы служим курьерами, как сейчас, перевозя в задней кабине важных людей и документы, а иногда берем в это кресло своих боевых подруг, когда они терпят крушение и вынуждены покинуть свою машину. А сейчас, товарищ генерал-лейтенант, пристегнитесь ремнями, наденьте маску – и поехали…

На шести небольших экранах перед моим лицом, которые показывали вид вперед, вправо, влево, вниз, вверх и назад, земля вдруг стремительно провалилась куда-то вниз; бывший католический монастырь, в котором размещался штаб армии, да и само Дубровно сделались совсем мелкими, а потом и вовсе пропали в серой массе облаков. Еще миг – и мы вырвались на свободу из облачного плена… Точно как ракета из довоенного фантастического фильма [7]: острым носом вперед, в чернеющие буквально на глазах небеса. Как пелось в песне: «все выше, и выше, и выше…». Когда при полном солнце на небе прорезаются звезды, а земля внизу становится округлой и окутанной голубой дымкой, это вызывает особые чувства. Именно в такие моменты понимаешь, что в космических масштабах Земля – это очень небольшая планета… И душа наполняется какой-то особенной нежностью и трепетностью по отношению к ней, и дух захватывает от этой удивительной картины, встающей перед глазами. Поневоле ум мой начинают заполонять какие-то философские, обычно не свойственные мне мысли – о том, что есть какой-то высший смысл в том, что жизнь во Вселенной существует. И не просто жизнь, а та, что обладает волей и разумом… И догадка о том, что наша Земля играет особенную роль в функционировании Мироздания, наполняет меня гордостью и подспудной уверенностью в том, что никогда мир, созданный землянами, не потерпит крах, ничто не сможет изничтожить в человеке его творческое начало, жажду созидания и стремление к справедливости. И пусть мы пока находимся не на самой высшей ступени своего развития, наш потенциал поистине неисчерпаем. И только труд, самоотверженный труд дает нам возможность прогрессировать до заоблачных вершин. А когда каждый находится на своем месте, делать это можно гораздо продуктивнее…

Словом, настроение во время полета у меня было торжественно-приподнятое. Я старался в полной мере пережить эти, такие новые для меня, ощущения, которые дал мне этот захватывающий перелет.

Прибытие на борт «Полярного Лиса» ознаменовалось для меня ритуалом почетной встречи. Едва я слез с опустившегося вниз кресла второй кабины истребителя, как увидел, что, выстроившись вдоль красной дорожки в своей парадной форме, меня ожидают штурмпехотинки – из числа тех, что были ранены в боях за Минск и сейчас заканчивали излечение в корабельном лазарете. Позади этого почетного караула стояли Ватила и еще один высокий седовласый мужчина (как я понимаю, командир корабля каперанг Малинин). Рядом с ними я увидел еще одну высокую женщину в серо-голубой униформе имперских медиков. Очень высокий рост и непропорционально крупная голова ее говорили о том, что это соплеменница Ватилы, но кожа этой женщины была светлой, с чуть заметным оттенком слоновой кости, а лицо наводило на мысли о средиземноморских народах.

Но главное находилось над головами встречающих. Огромный алый геральдический щит – на нем во всех подробностях был изображен золотой двуглавый орел, над головами которого парила темно-малиновая пятиконечная звезда, озаряющая его лучами. Для меня это было соединением несоединимого, а для имперцев в этом гербе заключался весь смысл их существования…

Официальная часть церемонии встречи завершилась довольно быстро, после чего Ватила представила мне каперанга Малинина и ту самую женщину в серо-голубой униформе.

– Знакомьтесь, Константин Константинович, – сказала она мне, – это наш главный медик товарищ Иртаз Далер, врач первого класса и просто хорошая женщина. Ее мать была светлой эйджел, а отец происходил с планеты Ханаан. И хоть вы ничем не больны и не ранены, но я передаю вас в ее опытные руки – она проведет обследование вашего организма и сделает его стабилизацию, чтобы снять хроническую усталость. Сейчас вы отправитесь вместе с ней, а мы с вами встретимся позже, когда вы пройдете все процедуры.

Дальнейшее перемещение по кораблю до лазарета я помню плохо. Глазеть по сторонам, как какому-нибудь бездельнику, мне было стыдно, тем более что один коридор и лифтовая шахта как две капли воды были похожи на другие такие же. Немного удивило бескабинное перемещение по лифтам, когда было достаточно пожелать, куда ехать: вверх или вниз. Но это чувство быстро прошло – от такой высокоразвитой цивилизации, как имперская, как раз и ожидаешь чего-то подобного….

Ну а когда мы пришли… Доктор Иртаз Далер отлично владела русским языком, лучше некоторых известных мне советских генералов, поэтому у нас с ней сразу возникло полное взаимопонимание. Да и обследование было не особо сложным. Попросив меня раздеться до трусов, она бегло осмотрела мое тело выпуклым командирским глазом, сочувствующим «врачебным» голосом задала все положенные в таких случаях вопросы о самочувствии, а потом заставила пройти через ряд аппаратов – как она сказала, для медицинской диагностики.

Последним было находящееся в соседнем помещении то самое приспособление для стабилизации организма, больше похожее на гроб-саркофаг. Их там рядами стояло, наверное, штук двадцать, я не считал. Одни из них находились в работе, другие еще ждали своих пациентов. Доктор Далер долго настраивала тот аппарат, что предназначался лично для меня, сверяясь при этом с данными, полученными при диагностике. Наконец она закончила и сказала:

– Все готово, Константин Константинович. Время полной стабилизации для вас составит восемнадцать часов, которые вы проведете во сне. Полезайте вовнутрь, ложитесь ровно и старайтесь не думать о службе. Я настроила так, чтобы все это время вы видели только счастливые сны. Это тоже часть вашего лечения.