Александр Михайловский - Герой империи. Сражение за инициативу (СИ)

Но вот в полдень, после робкой попытки начать артподготовку уже потрепанной к тому времени артиллерией, войска дейчей наконец вылезли из окопов и под проливным дождем принялись делать то, что, по замыслу их командования, должно было изображать собой попытку прорыва фронта. И тут сказался еще один неприятный сюрприз, подготовленный оппонентам советским командованием. Крупнокалиберные пулеметы ДШК, директивно снятые из системы ПВО, где им было совершенно нечего делать, по причине отсутствия наличия в воздухе люфтваффе с превеликим удовольствием крошили вражеских саперов, в очередной раз попытавшихся соорудить хоть какие-нибудь переправочные средства для форсирования реки. И только энергичная деятельность достаточно больших групп солдат, одетых в мундиры цвета мышиных шкур, навлекала на себя артналет гаубичными осколочно-фугасными снарядами.

Не помогла дейчам и дымовая завеса, которую попытались поставить их саперы. Примерно каждый второй «крупняк» комплектовался имперским универсальным всепогодным прицелом, изготовленным мастерскими «Полярного Лиса», и этим устройствам были полностью безразличны дым, пыль, дождь, туман и обычная темнота. И сидели за «крупняками» бойцы «особого контингента» с боевым опытом, прошедшие мясорубку сражения под Слонимом-Ивацевичами, в том числе отлежавшие свое в госпиталях и не имевшие ни капли жалости к немецко-фашистским захватчикам. А еще им не надо было объяснять, что такое имперские технологии. Так что с дымовой завесой получилось даже «веселее», чем без нее: неожиданный обстрел из ниоткуда, когда сначала откуда-то с «той стороны» гулко грохочет крупнокалиберный пулемет, а потом тяжелые пули начинают рвать на куски саперов, сколачивающих деревянные понтоны для наплавного моста, или пехотинцев, волокущих к воде отобранную у местных рыбачью лодку. И лодке после такого приключения тоже было нехорошо – чаще всего тяжелые пули калибра «двенадцать и семь» просто разбивали ее в щепы.

А взялся этот «особый контингент» вот откуда. Дело в том, что между 4-й и 13-й армиями, прошедшими одинаковое горнило боев как отдельные зафронтовые армейские группы, имелась одна, но весьма серьезная разница. Генерал Рокоссовский являлся военным гением, для которого командование армией было ступенькой в карьере и способом набрать необходимый для роста боевой опыт, поэтому его 13-ю армию после переформирования из минской зафронтовой группы всемерно усиливали спецчастями и пополняли бойцами и командирами с боевым опытом. Но вот генерал Болдин оказался генералом-середняком, для которого командование армией стало его служебным потолком. Поэтому его 4-ю армию тоже пополняли людьми из маршевого пополнения, но при этом постепенно изымали из ее состава боевой костяк, обученный взаимодействию с имперской штурмовой пехотой и егерями, направляя этот контингент для пополнения армий, на которые придется основной вражеский удар. Так как это делалось в течение достаточно длительного времени и предельно аккуратно, то противник ничего не понял. Армия генерала Болдина стала обычной армией, на девяносто девять процентов состоящей из контингента, призванного по мобилизации, а в 10-й, 20-й и 19-й армиях появился костяк бойцов и командиров (в том числе вернувшихся из госпиталей), которые видели в свое жизни такое, что мало не покажется. А это, по расчетам социоинженера Малинче Евксины, должно было в разы увеличить их боевую устойчивость.

Попытка полковых командиров дейчей решать этот вопрос выкатыванием на линию передних траншей монструозных пятнадцатисантиметровых пехотных пушек привела их к очередному конфузу, ибо со второй линии обороны в дело вступили выведенные на прямую наводку батареи зенитных орудий, которые за счет длинного ствола и пологой траектории снаряда переигрывали пехотные пушки дейчей по точности и дальности. Так, у короткоствольной пехотной пушки предельная дальность выстрела равна четырем километрам, а у советской 85-мм зенитки 52-К это максимальная дальность прямой наводки, позволяющая вынести цель с двух-трех снарядов. И этим пушке тоже не были помехой дымовые завесы, туман или темнота. Батареи этих орудий, снятые с местного ПВО, были размещены на самых удобных для переправ местах. В основном эти орудия должны были пресечь попытку танкового прорыва в том случае, если пехоте дейчей все же удастся захватить плацдарм, а саперам навести мост; однако и непосредственная поддержка собственной пехоты также вменялась в прямые обязанности их расчетов.

Впрочем, как только бурная деятельность на немецкой стороне фронта затихала, замолкали и пушки и крупнокалиберные пулеметы Красной армии. Их деятельность должна была всего лишь убедить немецкое командование в том, что не стоит делать глупостей и пытаться форсировать Днепр. Занятие это доступное, но вот его печальный результат определен заранее.

Совсем другая обстановка складывалась на Оршанском и Могилевском плацдармах. Немцы там лезли на советскую оборону азартно и зло, атаки следовали одна за другой, и советская артиллерия, большая часть которой сосредоточилась в районе этих узлов обороны, частыми залпами не успевала накрывать накатывающиеся на советские позиции серые полчища. И если обороняемый десятой армией Могилев атаковала только пехота дейчей (ибо 48-й мотокорпус, ожидая наведения переправ, продолжал сидеть под Быховым), то на позиции 20-й армии под Оршей по обоим ее флангам обрушились таранные танковые удары.

Часто и гулко хлопали зенитные орудия, которых тут оказалось гораздо больше, чем предусматривали первоначальные планы. Кроме того, помимо штатных противотанковых дивизионов стрелковых дивизий и выделенных для этого участка фронта ПТАБр РГК, генерал Лукин выставил на прямую наводку дивизионные легкоартиллерийские полки, оснащенные пушками Ф-22 и УСВ, а также зенитные орудия, прикрывавшие железнодорожный узел Орши. Ну а когда пасовали пушки, на пути у врага вставали бойцы-пехотинцы со связками гранат или коктейлями Молотова. Напоровшись на эту многослойную противотанковую оборону, ярким пламенем горели не только легкие «двойки» и «единички», но и крепколобые «тройки» и «четверки». Потери дейчей были страшными. После нескольких настойчивых атак подступы к траншеям советской пехоты загромоздили обгорелые железные коробки, а землю сплошным ковром устлали тела в серых мундирах солдат вермахта.

И на противоположной стороне фронта тоже не обошлось без тяжелых потерь. Еще совсем недавно полнокровные стрелковые роты и батальоны «усохли» вдвое, а на некоторых участках и втрое. Находящиеся вместе с ними в одной первой линии расчеты сорокапяток понесли еще большие потери. До семидесяти процентов легких противотанковых орудий были уничтожены или серьезно повреждены в бою, погибли или получили тяжелые ранения командиры, наводчики, заряжающие и ездовые. Ватила Бе своей человеческой половиной души жалела каждого погибшего и искалеченного бойца и командира и постаралась сделать все, чтобы как можно больше раненых выжили и вернулись в строй. Дивизионные медсанбаты делали только неотложные операции, по большей части занимаясь сортировкой. С ранениями средней тяжести – в ближний тыловой госпиталь, тяжелых – в глубокий тыл, а тех, кто еще жив, но местная медицина в их отношении бессильна, грузили в шаттлы и отправляли на орбиту к военврачу первого ранга товарищу Иртаз Далер. Таких хоть немного, но было.