Александр Михайловский - Герой империи. Сражение за инициативу (СИ)

– Ну хорошо, – махнул рукой Штудент, – если у нас в Германии не будет ни комиссаров, ни колхозов, ни всеобщей национализации, то я согласен, что это один из наилучших выходов. Но при этом как же быть с фюрером, которому мы все давали присягу и клялись служить преданно и верно, как и подобает истинным солдатам Германии?

– О фюрере не беспокойтесь, – вскинул голову Гальдер, – его судьба – это уже не наша забота. Меня заверили, что к тому моменту, когда придет пора брать власть, он уже превратится в чисто теоретическое понятие, трактуемое в прошедшем времени. Одним словом, наша совесть будет чиста, ибо тот, кому мы приносили присягу, будет к тому моменту уже мертв или, в худшем для себя случае, окажется в плену. Наше дело – получив соответственное сообщение, отодвинуть подальше тех, кто мог бы повести Германию в неверном направлении, и, взяв власть в свои руки, осуществить ее присоединение к Империи пришельцев. При этом англичанам никто и ничего не обещает. Меня заверили, что пришельцы будут с ними не менее, а может даже, и более суровы, чем мы.

– Я рад, – сказал Штудент, – что все может устроиться даже лучше, чем я хотел. Но меня интересует вопрос: а какова будет моя роль во всех этих событиях? Неужели вы позвали меня только для того, чтобы изложить весь этот замечательный план и дождаться моих одобрительных возгласов и ободряющего похлопывания по плечу?

– Нет, мой дорогой Курт, – ответил Гальдер, – одними ободрительными возгласами и похлопываниями ваша роль не исчерпывается. Вам в этой операции предстоит самая ответственная и самая интересная задача. Сразу после получения кодированного сигнала о том, что фюрер находится вне игры, вы должны поднять по тревоге свою седьмую воздушно-десантную дивизию и решительными действиями захватить центр Берлина, провозгласив переход власти к союзу национального спасения. Командующий и старшие офицеры первой резервной армии, дислоцированной в Берлине, тоже являются нашими сторонниками, но эти тыловые паркетные шаркуны такие отчаянные трусы, что их сможет запугать любой деятель вроде Гейдриха или даже Геринга, если тот очнется от своего наркотического транса. Идите и сделайте все как надо, поскольку именно от вашей решимости и умений будет зависеть успех операции, а также судьба Германии и жизни миллионов немцев!

3 сентября 1941 года, 03:00 по Берлину. Третий Рейх, Восточная Пруссия, Ставка Гитлера «Вольфшанце».

Любовница Гитлера Ева Браун.

Последнее время со мной происходило что-то странное; я даже не знаю, как это назвать, ведь прежде такого мне испытывать не доводилось. Это была не просто тревога, беспокойство или страх… Нет; внутри меня постоянно присутствовало чувство какой-то мрачной необратимости… Словно вся моя жизнь – это всего лишь зыбкая иллюзия: будто я хожу, разговариваю, чем-то занимаюсь, – а на самом деле лечу в глубокую пропасть, откуда нет и не может быть возврата… все мы туда летим: и мой возлюбленный, и его соратники – все те, кто еще совсем недавно упивался своей непобедимостью и взращивал дерзкие планы. Но вот в небесах над нашими головами дамокловым мечом повис корабль-пришелец из далеких космических бездн – и все хорошее для немецкой нации вдруг разом закончилось, а перед нами разверзлась бездна, полная криков отчаяния и зубовного скрежета.

Ведь против этих непостижимых созданий, вооруженных самой передовой наукой, позволяющей им пересекать космическое пространство, мы были так же бессильны, как ацтеки Монтесумы против закованных в лучшую толедскую сталь конквистадоров Кортеса. Немногочисленные, но зато значительно лучше вооруженные и обученные воевать, испанцы сеяли среди аборигенов смерть и ужас до тех самых пор, пока ацтекская империя не рухнула в прах. Так же, как и нынешние пришельцы, конквистадоры прибыли в Америку через океан, преодолеть который прежде считалось невозможным. И точно также вступили в союз со слабыми и обиженными племенами, которые помогли им победить и разграбить великую Ацтекскую империю. Сколько бы храбрых воинов Монтесума ни бросал против небольшого, но непобедимого войска конквистадоров, все они погибали и никто не мог вернуться назад с победой. Жрецы приносили кровавые жертвы свирепым богам, но и это было напрасно, ибо в Небесах уже господствовал тот, кто приговорил Империю Ацтеков к неизбежному и страшному концу. Вот и у меня после первых известий о том, что в нашу войну с большевиками вмешалась новая сила, родилось и изо дня в день крепло ощущение приближающейся катастрофы.

Днем это чувство безнадежного отчаяния пряталось куда-то вглубь, давая мне некоторое облегчение. Но когда наступала ночь, оно выползало из темных уголков моего сознания, и я не в силах была справиться с ним. В такие минуты на меня нападал необъяснимый озноб; холод зарождался где-то внутри меня, он сковывал мое тело, мои мысли… И это было жутко. Я старалась поскорее погрузиться в сон – чтобы в блаженном забытьи ничего не чувствовать и ни о чем не думать… Но с некоторых пор это перестало помогать мне. Мне стали часто сниться кошмары – я не помнила их содержание, но впечатление оставалось, и потом у меня весь день болела голова, усиливая подавленность и тягостное ожидание неизбежного конца. А в голове у меня билась только одна мысль: «Мы все умрем! Умрем страшно, мучительно и бесславно, и столетия спустя на нас будут показывать пальцами как на самых больших злодеев и самых больших неудачников в истории…»

Тем временем атмосфера в «Волчьем логове» вокруг меня и вправду становилась все более гнетущей, хотя с виду все оставалось почти так же, как прежде. Порой мне казалось, что окружающие люди испытывают то же, что и я. Но никто мне ничего не объяснял, да и поговорить мне было в общем-то не с кем. Мой же возлюбленный, казалось, вообще позабыл о моем существовании. Мы изредка случайно пересекались, и всякий раз я улавливала в его глазах отчетливое желание не видеть меня… Он и раньше не был особо нежен со мной, но теперь стал откровенно холоден и отстранен. Да, это было больно. Но только поначалу. Потом я стала осознавать, что ему неимоверно тяжело. Что он в отчаянии… И что он тоже чувствует висящую над ним грозную неотвратимость. Он был прав с том, что в мире воцарится Новый Порядок и Тысячелетний Рейх, но, как оказалось, это будет не наш Рейх и не наш Порядок. Пришельцы пришли для того, чтобы сделать все по-своему, и нам в их Новом Прекрасном Мире просто не будет места.

И я, хоть и сама была в ужасном состоянии духа, все же находила в своей душе оправдание и сострадание для своего возлюбленного… ведь я действительно любила его исступленной нерассуждающей любовью. И ничего не было у меня, кроме этой любви, за которую я цеплялась, теша себя отчаянным и возвышенным убеждением, что она заключает в себе весь смысл моей жизни… Без этой любви я уже не мыслила своего существования. Я не могла даже вообразить, что могу остаться одна, без Него… Я воспринимала нас как одно целое. Я знала точно, что мы умрем в один день и час… И мысль эта неизменно утешала меня.