Александр Михайловский - Герой империи. Сражение за инициативу (СИ)

Сочтя задачу, поставленную перед 69-м стрелковым корпусом, выполненной, командующий двадцатой армией генерал Лукин приказал под покровом темноты отвести войска корпуса на резервные позиции, оставив на прежнем рубеже только демонстрационные заслоны. А это значит, что первая фаза Смоленского сражения завершена, и уже завтра германский кабан со всей своей дури вломится в проделанную им брешь в советском фронте и устремится туда, где его уже ждет на совесть подготовленная ловушка. И вот тогда сегодняшние потери покажутся немецким генералам детским криком на лужайке, ибо даже в Слоним-Ивацевичской и Минской операциях крупная войсковая группировка германцев не оказывалась между молотом и наковальней, в узкой длинной кишке, насквозь простреливаемой нашей артиллерией.

Потом, около полуночи, на связь со мной вышла Ватила и сообщила, что с ноля часов мне переданы полномочия командующего вновь созданным Центральным фронтом, включающим в себя девятнадцатую, тридцатую, двадцать четвертую, шестнадцатую, двадцать восьмую, мою тринадцатую и двадцатую армии – то есть все советские силы, действующие в полосе вражеского прорыва. Напоследок она пожелала мне успеха и сказала, что мой большой тактический планшет, позволяющий управлять крупными армейскими группировками, уже в пути. В качестве штаба фронта рекомендовалось использовать штаб 13-й армии, состав которого не вызывает нареканий, тем более что тактический планшет, Алиль Фа, и в случае необходимости Ипатий, избавят моих помощников от большей части рутинной работы.

Закончив разговор с Ватилой, я вышел на связь с Верховным Главнокомандующим и получив подтверждение своему назначению, доложил обстановку на текущий момент. По двадцатой армии потери на конец первого дня операции были даже меньше плановых, а остальные соединения подчиненного мне фронта в бою еще не бывали. А около трех часов ночи, как и планировалось, на правобережный плацдарм начали прибывать грузовые шаттлы, доставлявшие личный состав и снаряжение двух штурмовых батальонов, костяк которых составляли имперские штурмпехотинки. Я точно знаю, что в случае необходимости смогу опереться на эти батальоны как на каменную стену. Где штурмовая пехота, там всегда победа.

Утром ситуация начала развиваться точно так, как и ожидалось. Почуяв возможность легкого успеха на своем левом фланге, за ночь генерал Гот перебросил туда еще один моторизованный корпус, прежде таранивший наши позиции южнее Орши. Едва взошло солнце, немецкие танки с легкостью смяли демонстрационные заслоны, оставленные на позициях шестьдесят девятого корпуса, и стали быстро продвигаться вперед, ощупывая перед собой дорогу тараканьими усами моторизованных разведывательных батальонов. Во вчерашних попытках прорыва фронта моторизованные разведывательные и мотоциклетные батальоны не участвовали, поэтому смогли составить довольно сильную группировку, быстро продвигавшуюся на восток по обе стороны от магистрального шоссе.

Один из таких батальонов с ходу нацелился на наше Дубровно – скорее всего, имея задачей захватить переправы через Днепр и после этого частью сил перерезать дороги восточнее Орши, заключив ядро двадцатой армии сначала в логистическое, а потом и в полное окружение. Классическая задача на блокирование сильного узла обороны и обрушение всего фронта. Но под Чижовкой эти деятели с разбегу уткнулись в хорошо замаскированные позиции 161-й дивизии усиленной противотанковой артбригадой и были жестоко биты ногами. При отражении разведывательного наскока я приказал не использовать основные силы противотанковой бригады, чтобы не демаскировать их позиции, и по бронетранспортерам с мотоциклистами ударили крупнокалиберные пулеметы и зенитные пушки калибром в тридцать семь миллиметров. Мотоциклы и даже бронетранспортеры от пули калибра двенадцать и семь защищают не лучше, чем если бы они были сделаны из картона, а зенитные снаряды автоматических пушек и вовсе творят чудеса в истреблении вражеской пехоты. Шквальный огонь в упор с тщательно замаскированных позиций сделал свое дело – и вражеская разведка отскочила назад, оставив после себя два десятка траурно-чадных костров.

Возможно, у противника возникло впечатление, что он наткнулся на зенитный дивизион, прикрывавший мосты через Днепр от ударов с воздуха. По крайне мере, вели себя немцы довольно беспечно, около десяти утра развернувшись в боевые порядки, где в первых трех рядах шли тяжелые «тройки» и «четверки», и только за ними «двойки», «чехи» и «единички». И вот тут, когда до замаскированных позиций нашей пехоты и легкой противотанковой артиллерии осталась пара сотен метров, по атакующим немецким танкам разом ударили из всех стволов. Повторился тот же разгром, что рано утром потерпел разведывательный батальон, только в гораздо больших масштабах.

Дополнительно перца в эту кашу добавил Ипатий, рассчитавший установки для стрельбы шрапнелями из гаубиц таким образом, чтобы снаряды, летящие по крутой траектории, рвались в воздухе на высоте сотни метров, под углом около двадцати градусов к горизонту. Корпуса танков, которые обычно прикрывают пехоту от пулеметного огня, в таком случае не представляют собой абсолютно никакой защиты. И, кроме того, при таком виде обстрела почти бесполезно залегать, ибо шрапнельные пули бьют по земле сверху вниз. Нечто подобное прежде я видел еще до Минска под Клеванью, когда дивизия полковника Катукова поймала немецкую механизированную колонну в очень похожий огненный мешок.

Впрочем, побоище под Чижовкой почти не повлияло на действия других германских танковых и моторизованных дивизий – они дружно, не обращая внимания на творящийся у них на фланге разгром, двинулись на восток по Минскому шоссе. Было бы хуже, если бы все они навалились на тринадцатую армию, но, видимо, вражеский командующие (генерал Гот или сам фельдмаршал фон Клюге [20]) решили поручить эту «почетную» обязанность свой пехоте (входящей сейчас в прорыв вслед за танками), а подвижные соединения использовать по прямому назначению для углубления прорыва. Мы тоже не против такого развития событий, ибо чем больше вражеских войск набьется в смоленский мешок, тем успешней будет порученная мне операция. Но пока все идет по плану и беспокоиться не о чем, и в то же время возникает беспокойство, что что-то пойдет не так…

3 сентября 1941 года, вечер. 65 км. западнее Смоленска, райцентр Красное. Штаб 3-й танковой группы.

Командующий 3 ТГ – генерал-полковник Герман Гот.

Ну и дыра… Даже зная о том, что эта операция сама по себе безнадежная глупость, я не предполагал, что ловушка, подготовленная нам русскими большевиками и имперцами, будет так проста и убойна. Продвинувшись километров на семьдесят от прорванной линии фронта, наши передовые разведбатальоны уперлись в то, что с полным правом можно назвать мокрым мешком. Мелкая речка, шириной, наверное, метров двадцать, впадающая в этом месте в Днепр, перерезала шоссе и железную дорогу и, петляя, скрывалась в лесных массивах на северо-западе. И вот на восточном берегу этой речушки вдруг обнаружились несколько рядов траншей, хорошо замаскированных и примененных к местности, при том, что наша разведка была абсолютно не осведомлена об этих укреплениях, как и о том, что их занимают многочисленные свежие большевистские части, имеющие на вооружение большое количество гаубичной и противотанковой артиллерии. Уже прорывая линию фронта под Оршей, мы обратили внимание на то, что относительно начала войны большевики в несколько раз увеличили плотность противотанковых средств, задействованных на направлениях наших основных ударов, но тут плотность огня семи с половиной и восьми с половиной сантиметровых пушек зашкаливала все мыслимое сухим тевтонским разумом.