Сергей Тамбовский - Шпана

– Ну тогда иди… нет, стой – ещё расскажи, что вы с братом дальше делать думаете?

– Дальше мы хотим сделать коммуну детей-беспризорников, – ответил я, – вместе выживать проще будет.

– Что за коммуна? – посерьёзнел лицом полицейский, – почему не знаю?

– Так нету её ещё, только начинаем, четверо нас, заняли пустой дом в конце Благовещенки, хотим что-нибудь общественно полезное начать производить. Приходите в гости, сами всё посмотрите.

– И как же будет называться ваше начинание? – продолжил допытываться он.

– Хотим назваться «Артель имени Максима Горького», – гордо сказал я, – если Максим Горький конечно против не будет.

– Горький это который «Песня о Соколе»? – неожиданно проявил литературные познания Кавун.

– Да, он самый, наш нижегородский литератор, вы ничего против этого не имеете? – на всякий случай уточнил я.

– Ничего не имею, – повторно буркнул Кавун, – зайду я к вам, посмотрю, что там и как… но про револьвер заруби себе на носу – ещё раз всплывёт, по этапу отправлю. Гуляй пока.

И он углубился в какие-то разложенные на столе бумаги, а я вышел на Сафроновскую площадь, чтобы не отвлекать занятого человека. Вот и первый контакт с властями у меня случился, подумал я, двигаясь вдоль реки к себе домой, и вроде бы не самый плохой. Однако ж надо теперь решить, что с иудой Спиридоном делать… Пока шёл и глазел на погрузку-разгрузку товаров с барж, ничего не надумал. Дома меня встретил Лёха с законным вопросом:

– Ну чё, принёс деньги?

– Нет, Лёха, – ответил я, – пока что облом вышел. Спиридоша в полицию нажаловался, так что вместо денег у меня вышла беседа с местным городовым.

– И о чём беседовали?

– Я про нашу артель рассказал (он кстати зайти обещал на днях), а городовой пригрозил, что если ещё раз про наши револьверы услышит, отправит меня… ну и тебя тоже в Сибирь по этапу. Так что пока я их спрячу на время, наганы наши.

– В Сибирь не хотелось бы конечное дело, – уныло отвечал брат, – как жить-то дальше будем? Денег совсем мало осталось, а тут ещё и стольник в неделю надо бандитам отдавать (мою беседу со Шнырём и Ножиком он, выходит, слышал целиком и полностью).

– Надо подумать, – ответил я.

– Чего? – переспросил он.

– Мозгами, говорю, надо пораскинуть… заодно решить, что со Спиридоном будем делать – негоже на тормозах спускать такое.

– Стой, – вспомнил вдруг я, – а вы украшения-то с одежды загнали, как я просил?

Лёха виновато моргнул и начал отвечать слезливым голосом:

– Не бей сильно, братан, кинули нас на базаре с этими побрякушками…

– То есть как кинули? Давай выкладывай во всех подробностях.

Оказалось всё просто, как апельсин – троим они показали драгоценности, те отказались, а четвёртый согласился, поторговавшись, а потом завёл Лёху, как старшего, в какой-то закуток, дал ему по башке и сбежал со свёртком.

– Вот шишку какую оставил, – показал брат макушку, там действительно была небольшая выпуклость.

– Какие-то вы неумёхи, – разозлился я, – ничё поручить нельзя… рассказывай про этого четвёртого, как выглядел, во что одет был, куда убежал.

– Ну мужик мужиком, – начал вспоминать Лёха, – в сапогах, в косоворотке, с бородой и усами. Да, шрам был на левой щеке, здоровый, от подбородка до уха. Убежал в сторону Лыковой дамбы.

Плохо дело, подумал я, совсем всё разваливается…

– Я вот что надумал, – продолжил я разговор с братом, – хрен с ними, с этими побрякушками, всё равно много не выручили бы, да и одноразовые это деньги были бы, а нам надо регулярный доход организовывать… так что слушай сюда – у нас здесь будет артель имени Максима Горького, я сегодня же вывеску такую организую.

– А ты же говорил, что коммуна будет?

– Передумал, неча власти дразнить этим глупым словом, вот артель это уважаемое понятие. Так вот, днём мы будем заниматься вот чем…

И я палочкой на песке нарисовал примерно, чем мы будем заниматься.

– Всё будет чинно-благородно, если полиция придёт или другие какие власти, не подкопаются ни разу.

– А ночью что мы будем делать?

– А ночью у нас схема будет такая, – продолжил я, – я тут подумал и решил, что Гребни это тухлое место, ничего там не выручишь, а вот Благовещенка и особенно Рождественка это совсем другое дело, на них и надо сосредоточиться.

– И как мы будем на них сосредотачиваться?

– Тут живёт и работает куча обеспеченных людей, надо только раскрутить их, чтоб они сами нам деньги отдавали.

– И как же они отдадут нам деньги?

– Люди с лёгкостью расстаются со своими деньгами в двух случаях – если доставить им какое-то удовольствие или защитить от чего-нибудь страшного. Удовольствия мы пока в сторону отложим, а остановимся на страшном.

– Чёт я не очень понимаю тебя, братан, – уныло сказал Лёха, – запугать их что ли хочешь? Так они пуганые и тёртые, не поведутся на всякую ерунду.

– А кто сказал, что ерунда будет? Страшно по-настоящему сделаем…

– Это как? – простодушно спросил Лёха.

– Ну вот все знают про атамана Сулейку, его вроде убили и закопали давно уже, но он же воскреснуть например может… или его напарник какой вынырнет… или я не знаю, может закопали кого-то не того, а настоящий атаман живой остался, отлежался в глубинке и снова за дело взялся.

– И он опять грабить и убивать начнёт? – начал въезжать в ситуацию брат, – а мы его поймаем или убьем и народ вздохнёт спокойно?

– Молодец, всё понял… тут только два момента тонких – надо организовать этого Сулейку каким-то образом, это раз, и как-то доказать потом, что его больше нет, трупов я больше не хочу на себя вешать. Вот этим и надо заниматься в ближайшие пару дней… да, апостолам не надо это передавать, меньше знают, крепче спать будут.

– На вот тебе последние наши деньги, – и я выгреб из кармана то, что осталось от Щуки, – сходи на базар за едой, да бери подешевле и побольше, понял?

– Понял, – шмыгнул носом Лёха.

– Да, там ведь одёжка-то это из клада у нас никуда пока не делась? – уточнил я.

– Ага, вон в том углу вся она лежит, – показал он.

– Я попробую её толкнуть, заодно пройдусь по Рождественке, мозгами пораскину, что там и как.

Я запихал платья и камзолы из угла в узел и вышел в народ. Сначала у нас тут справа по борту башкировская мельница идёт… слева впрочем тоже, здесь пакгаузы, с которых муку грузят на речной транспорт. Вот с кем бы я поработал, так это с хозяином этих мельниц… основатель династии Емельян сейчас уже отошёл от дел и разделил свою мукомольную империю между тремя сыновьями, насколько я помню курс краеведения в универе. Старший сын Николай… кажется… сидит в Самаре и нас не интересует совсем, а вот средний Яков и младший Матвей оба сейчас здесь в Нижнем Новгороде, причём Яков управляет второй мельницей в Кунавине, а Матвей конкретно здесь рулит, в Благовещенке. Оба занимаются благотворительностью, что не мешает им быть жадными до денег о степени удавления за копейку. Что интересно, в городе их не любят именно за жадность и сводничество… да-да, есть такой пунктик в их биографии – подкладывали родных дочерей и племянниц под нужных людей, а взамен нужные люди им подписывали разные полезные бумаги.