Трурль - Триста пятидесятый год – перезагрузка [СИ]

Да уж, десятки падений в ночном лесу — и закономерный результат. Я слишком поздно понял сухие строчки исторических исследований. Смерть от болезней в четвёртом веке — норма. Прогноз развития заражения гемолитическим стафиллококком очень плохой. Сначала от язвы протянется красная полоса к плечу. Разбухнут лимфатические узлы на шее и за ушами. Начнётся лихорадка, а через примерно пять дней мучений — я сдохну.

И даже руку отрезать… может и не поздно, но как? Не зная толком анатомии, без чистого перевязочного материала, а в роли хирурга — профессиональный вор. Не хочется, но надо!

— Чик! Не поможешь ли ты отрезать мне руку?

В последующие десять секунд я всерьёз опасался, что Чик уже никогда не сможет оперировать. Потому что трудно делать что-либо с вывалившимися глазными яблоками. Да, вот так он глаза выпучил.

На лице моего спутника сменился пяток выражений, и наконец застыла маска профессионального врача. Добренького и всё понимающего. С таким выражением я сам сидел в последние часы над постелью жены.

— Иголь, я всё понимаю. — Мои самые плохие догадки оправдываются. Так говорят только с неизлечимыми больными. — Я понимаю, сильный зуд, и вид неприглядный. Но ведь дождь уже кончился.

— Дождь? При чём здесь дождь? — Чику удалось поставить меня в тупик.

— Так они только в дождь и летают. Совсем маленькие, на солнце пересыхают в момент.

— Они? — Неужели у хроноаборигенов есть представление о бактериях?

— Мухи нукака. [17] Мухи нукака, мелкий гнус из семейства мокрецов. В отличие от большинства материковых видов гнуса, японские нукака впрыскивают в рану обезболивающее вместе с сильным гемолитическим ядом. Из-за мелкого размера и любви к полётам во время дождя, укус заметить практически невозможно, а вот последствия укуса — проще простого. — Чик отмерил щепотью что-то в пару миллиметров размером. — Чёрненькие и шустрые. — Тебя что, они покусали в первый раз? Нукака почти во всех горных ручьях водятся.

Комары. Меня всего лишь покусали ядовитые комары. А я собирался руку резать. Хотя, если здесь такие комары, то осы, которых местные опасаются — могут оказаться много хуже, чем я подозреваю.

Промозглое утро вдруг будто стало на десяток градусов теплее. Вот что надежда делает.

Поразмыслив, я решил не возвращаться в Саки. Погода прояснилась, и следующей ночью на полную темноту можно не рассчитывать. Как пить дать, поймают и прибьют. Что враги из Идзумо, что свои. Вид у нас с Чиком после ночных приключений такой замаранный, что любому вменяемому воину захочется нас пристрелить на предельной дистанции. Чтобы брызги не долетели.

Сейчас наиболее безопасный курс — на север. Как обычно, избегая наиболее очевидных тропинок на переломах рельефа. Что как правило означает — через самые опасные бамбуковые буреломы на склонах.

Почему свежий бамбуковый бурелом опасен — я понял уже через полчаса. Непонятное осторолистое дерево за метр в обхвате рухнуло по диагонали вниз по склону. И придавило десяток бамбуковых монстров. Это тех, что диаметром сантиметров пятнадцать, и длиной под тридцать метров.

Именно придавило — гигантский бамбук отказался ломаться под гнётом. Частично согнулся, частично расщепился. Странно, что согнулся. На ощупь бамбук казался совсем твёрдым, и не скажешь, что трава.

Я бездумно потянулся проверить жесткость поваленного стебля. И…ударная волна.

От прикосновения стебель, уже напряжённый до предела, раскололся. Пальцы онемели, когда их грубо отбросило в сторону, чудом не оторвав. А вырвавшаяся на свободу бамбуковая щепка просвистела мимо моего носа чуть ли не на сверхзвуковой скорости. Куда там лукам. Натуральная, в прямом смысле, баллиста!

Я потряс рукой. Мало мне было ядовитых комаров, теперь ещё и бамбуком ушибло. Нет, даже контузило. Либо мне дико не везёт, либо я — дурак. Не исключено, шаманка Ади была права в оценке моих умственных способностей.

Склоны оказались относительно простенькими. Лезь надо вниз, градус наклона терпимый, даже подлые обрывчики не так часто попадаются, да и лес относительно разрежённый. Много только бамбука. Скорее всего, остальным деревьям трудно прижиться на практически песчаной почве. Единственное, почему переход ещё не стал лёгкой прогулкой — это засеки.

Подленькие такие засеки. Пытаешься обогнуть очередной завал из растительного мусора — обязательно упрёшься либо в заросли колючей травы, либо в скользкий склон, либо вообще в лужу.

Учитывая разнообразие местной паразитической живности, и склонность песка к превращению из простого в зыбучий, даже лужи являются полной гадостью. В которую можно сунуться только, если жизнь не дорога.

Я осторожно потрогал сандалией берег. Зыбкий, как и следовало ожидать. Вздохнул, отвернулся от многообещающего просвета, и начал карабкаться сквозь рукотворный древесный завал. Обдирая в который раз колени и старательно жмурясь.

Но всему приходит конец. Даже милитаризированному лесу. Не выходя на опушку, я присел на стволик отдохнуть. Только Чик мотался как электровеник, пытаясь отыскать что-либо съедобное. Скорее всего, те самые проростки бамбука с богатым вкусом картона.

Бездумно наблюдая за мельканием грязно-белых пятен лодыжек напарника, я попытался отрешиться от беспросветной реальности. Стоп. Что это?

На задней поверхности правой икроножной мышцы напарника, прилепилось что-то болезненное. Красная, раздувшаяся опухоль на десяток сантиметров в диаметре. А прямо посередине опухоли — сантиметровый волдырь, заполненный прозрачной жидкостью. Причём ещё утром точно ничего не было.

— Чик! Что тебя на ноге сзади?

Вор среагировал сразу, извернулся, глянул и грязно выругался.

— Иголь, нож! Скорее!

Я, недолго думая, протянул кинжал рукоятью вперёд. А Чик решительно ткнул остриём в центр нарыва.

Брызнула сукровица и кровь, а Чик обречённо вздохнул и присел рядом со мной.

— Был бы кипяток, обдал бы, и яд получилось бы нейтрализовать. А так неизвестно сколько хромать придётся.

— Так серьёзно? — Я тоже забеспокоился. — Но ведь уже не дождь? Это не муха нукака так?

— Нет. — Чик покачал головой. — Это была муха буё. Крупная. И летает только в ясную погоду.

Почему-то мне вдруг захотелось, чтобы вновь пошёл дождь. Вместе с мелким гнусом. Прямо сейчас.