Борис Рогов - Сальто мортале

Мне бы не знать, коли я её сам писал, и сам уговаривал Волошина подписать. Он сначала был категорически против. Всё боялся реакции райкома Партии. Но всё-таки сломался и сам начал хохотать вместе с нами с Каплиным.

Протягиваю монетку и забираю наше детище. Первая полоса действительно вся состоит из политических анекдотов. Естественно, не затрагивающих политику Партии, а цитирующих разрешенные перлы «Крокодила». Вторая полоса – несколько интервью на тему кого и как разыгрывали на 1 апреля из комсомольского актива в разные годы. Действительно получилось задорно. Особенно рассказ Люды Гущиной, как её отправили на стройку агитировать плотников-бетонщиков. И как её эти самые плотники научили многим новым филологическим выражениям, которые ей очень помогают на работе и в быту.

Третья полоса – юмор на тему культуры, а также краткий обзор комедийного репертуара кино и театров города. Моя новинка – дать наряду с официальным анонсом, отзывы рядовых зрителей. Кроме текста полосу украсила фотография Чарли Чаплина поедающего башмак, потому что в марте на советские экраны вышел через 50 лет после создания фильм «Золотая лихорадка».

Финалом стала четвертая полоса со спортивным юмором. Шутливыми «советами», и анонсом содержания следующего номера.

Не удивительно, что на следующий день ни одной газеты в продаже уже не было. По такому случаю позвонил Вовчику, поздравил его с успешным дебютом на ниве партийной печати.

– Ты там не расслабляйся, – сразу начал командовать Вовик. – Через неделю должен уже следующий номер выйти…

11 мая, Дворец культуры «Строитель», Оля Коваленко.

Вчера сестрёнка подсунула мне статью про студенческий театр из НЭТИ. Ничего особенного, но выбор пьесы интересен. Какой-то Суховерхов поставил «Смерть Тарелкина» Сухово-Кобылина и сегодня даёт её в ДК «Строитель». Ирка знает, что я люблю театр. Этот Суховерхов оказывается, силами студенческого театра миниатюр ставит и Островского, и Мериме, и Ибсена… Даже моего любимого Чехова. Нельзя пропустить такое событие, тем более что «Строитель» почти рядом с домом.

Мы с Иркой опоздали. Занавес уже распахнут, мизансцена высвечена. Луч софита падает на господина Тарелкина. Декораций практически нет. Видно, что с бутафорией сильно не утруждались. Обтянутые мешковиной не то ящики, не то коробки. Из такой же мешковины состряпаны костюмы актёров. Скроены в виде фраков, сюртуков и шинелей. Вернее это всего лишь намёки. Это мне нравится. Декоративной мишура обычных театральных костюмов сделала бы абстрактно-абсурдную пьесу пошлой сатирой. А тут Сухово-Кобылину удалось подняться до Эсхиловского трагизма. Как наша русачка говорила: «В пьесе нет положительных персонажей, «нет людей – все демоны».

Я быстро окидываю взглядом зал и в третьем ряду замечаю чем-то знакомого паренька в очках. Со спины и в полумраке не понять кто это. Я, из чистого любопытства, боковым проходом пробираюсь к нему. Оказалось, это Борька Рогов из тринадцатой группы. Не ожидала я встретить кого-то из однокурсников. Это мне повезло. Рогов прослыл на курсе умением найти халтуру. Если я сейчас к нему подкачу, он не сможет отказать. И мне за красивые глаза что-нибудь перепадёт. Заработаю деньжищ и поеду в Крым на каникулах. Ялта, Коктебель, Симеиз… Чехов, Волошин, Цветаева… Там много славных мест и имён.

– Боря, привет, – шепчу я ему почти в ухо, – рядом с тобой свободно? Мы сядем?

От неожиданности Борька вздрагивает, но тут же, узнав меня, кивает головой, типа, садитесь не мешайте людям играть.

Тем временем со сцены раздался голос Кандида Касторыча Тарелкина:

– «Решено!.. не хочу жить, нужда меня заела, кредиторы истерзали, начальство вогнало в гроб!.. Умру. Но не так умру, как всякая лошадь умирает, – взял, да так, как дурак, по закону природы и умер. Нет, – а умру наперекор и закону, и природе; умру себе всласть и удовольствие; умру так, как никто не умирал!..»

Сухово-Кобылин прекрасен. Его текст может озвучивать любой желающий, и на восприятие никак не отразится мастерство актёра. Гротеск, ирония, сарказм как раз то, что я люблю. Хорошо нас приучила Элеонора в нашем киноклубе видеть эти нюансы. Интересно, а Рогова каким ветром сюда занесло?

Однако спросить я не успела. Как только закончился первый акт, он потащил нас к невысокому мужчине лет сорока, со смешным чубчиком, падающим на глаза.

– Евгений Венедиктович, очень рад встретить вас вживую! – вдруг обращается Боря к этому мужику. Интересно, откуда он его знает?

– Можете оставить нам автограф? – с этими словами он достаёт из кармана блокнот и ручку.

– Молодой человек, мне, конечно, лестно слышать от вас такие слова, но откуда вы меня знаете? Я ещё прославиться не успел.

– Я не могу вам этого сказать, к сожалению, но пьесу вы с Виктором Ивановичем поставили прекрасную. Как вы выбрали этого мало известного драматурга?

– Спасибо молодой человек за добрый отзыв о моих драматургических опытах. Сухово-Кобылина открыл именно я и совершенно случайно… О нём вообще мало кто знает. А мне он кажется более глубоким чем Островский.

– Евгений Венедиктович, автограф черкните пожалуйста, лет через десять, когда выйдет из печати ваша книга, я буду всем показывать, что лично с вами знаком.

Автограф, дам, мне не трудно. Как вас зовут? – Вишневский размашисто пишет в протянутом блокноте.

Борька получив требуемое хватает довольно грубо меня под руку и тащит на наши места.

– Оля, это в будущем довольно известный писатель, – шепчет он мне на ухо. Несколько книжек у него выйдет это точно. А ещё он будет вести цикл радиопередач юмористического плана. По настоящему смешных.

– Ты то откуда знаешь, – спрашиваю я его в ответ ехидно.

– Т-с-с-с, пьеса начинается, – он решил мне не отвечать. Хорошо, после спектакля я его не отпущу просто так.

Он не успевает закончить, как занавес распахивается, гаснет свет, и начинается второй акт. Спектакль становится нестандартным не столько тем, что происходит на сцене, сколько интригой, которую закрутил этот пройдоха.

Еле дотерпела до конца второго акта и сразу после слов «Врешь, купец Попугайчиков, не прошло еще наше время!..», тяну Борьку за рукав снова.

– Борь, а как ты оказался на спектакле? Ты театром интересуешься? – начинаю я издалека.

– С некоторых пор. Попалась мне книжка про английского режиссёра Питера Брука «Пустое пространство». Она меня зацепила, а прочитав во вчерашней «Вечёрке» анонс спектакля я не мог его пропустить. Суховерхов ведь исповедует ту же идею минимализма. Ты, к слову, статейку читала?

Тут в нашу беседу вклинивается младшая сестрёнка. Вот ведь, настоящее наказание моё!