Борис Рогов - Анархист

– Соберись, Ванька, не раскисай, – Новосёлов собрал с усов хахаряшки сосулек. – Рано пока останавливаться. Нам сегодня бы до Элекмонара дочапать, а там ещё пара дней и вот она – Улала.

Давай хоть курнём чутка? – жалобным собачьим взглядом кинул Вязилкин. – Табак же силу даёт. Потом шибчей поскачем.

– Умеешь ты уговаривать, чёрт языкатый, – Новосёлов остановился, скинул с плеча сидор. Потом распустил узел и начал рыться в его чреве, ища кисет с махоркой.

Мужики быстро скинули снег с поваленного ствола вековой пихты, стряхнули мокрые папахи и сосредоточенно начали скручивать цигарки. Бумагу экономили, трубками они так и не сподобились разжиться, и бумага оставалась самым удобным материалом для самокруток.

– Вань, а ты как считашь, почему всё-таки Кайгородов нас не взял?

– Я тебе уж сколько раз всё про это разжёвывал, темнота ты таёжная.

– Допустим, я темнота, – Вязилкин необидчив. – Так что тебе стоит простыми словами просветить?

– В пятый раз повторю, мне не жалко, – с оттенком досады Новосёлов согласился. – Вникай! Когда человеку лучше всего? Когда он сам себе начальник, сам себе задачи ставит и приказы отдаёт.

– То есть я сам себе начальник, и никого надо мной нет. Это и есть – Анархия. Я помню. Мне не понятно, почему Кайгородов, умный вроде бы мужик, этого не понимает.

– Он боится. Боится, что если каждый казак будет сам себе командовать, то всё его войско разбежится.

– Может он прав? К каждому казаку в голову не залезешь, не узнаешь, какие приказы он сам себе отдаёт. Так ни войска не останется, ни головы на плечах…

– Конечно! Но! Вспомни Гришана нашего. Тоже ведь характер, что порох, а умел так с крестьянами толковать, что нам всем казалось, что не он им приказывает, а это они так решили.

– Значит, всё дело всего лишь в болтовне? Кто умеет складнее балакать, тот и начальником станет. – Настроение у Вязилкина упало. До него в этот момент дошёл печальный смысл сказанного. – Это же, тащ комиссар, тоже ведь никуда не годится, так получается, что тот, кто складно врать умеет всегда нашего брата заставит делать то, что нужно.

– Это ты правильно заметил. – Новосёлов рассмеялся. – Этим как раз пользуются большевики. Ленин, Троцкий, да и остальные – сплошь сладкоречивые обманщики. С подобными надо поступать просто. Как только в речах сомнения, сразу тормозить, пусть объясняет по-простому, по-крестьянски. Сумел, убедил, просветил? Тогда это уже не только его, но и твоё убеждение.

– Боюсь, ни моего ума, ни даже твоего не хватит, чтоб с Троцким спорить… – настроение Вязилкина продолжало падать – добре, отдохнули чуток, поехали дале. Даже если мы без большого привала пойдём, до Элекмонара можем засветло не успеть.

На закате заметно приморозило. В наступающих сумерках над Катунью собрался туман. Становилось всё труднее разглядеть что-либо. Мужики с облегчением вздохнули, когда за очередным поворот услышали лай. Уставшие за трудный день лошадки тоже почуяли близость жилья, приободрились и прибавили шагу.

Перешли по осклизлым валунам бурную Кубу. Сразу за ней в сгущающихся сумерках затемнели на фоне снега пятна изб и алтайских аилов. Горьковатый запах печного дыма сообщал путникам о том, что в посёлке есть жители.

Рядом с первой же избой, что попалась на пути двум Иванам, прямо над высокими бревенчатыми воротами они увидели шест с клоком сена на конце. Так в Сибири принято оповещать путников, что хозяева готовы пустить постояльцев.

– Вишь, Вязилкин, нас как будто ждут, – Новосёлов быстро подошел к закрытым ставнями окнам и постучал.

– Да кто этих кержаков знат, – ворчал Вязилкин, может они прохожий люд приманивают, а сами, как есть грабители… или в деревне ЧК злодействует…

Он не успел закончить фразу, как протяжно заскрипели петли ворот. В образовавшуюся между створками щель высунулась заросшая седой бородой голова в такой же мохнатой папахе, как и путников. Дед стоял молча, как будто ждал слова заветного. Только переминался подшитыми пимами по скрипучему снежку.

– Доброго здравия! Дедушка, – обратился к нему Новосёлов. – Пустишь ли в хату усталых путников?

– Это, смотря каких путников. Вы красные, али белые?

– Вон ты как вопрос ставишь… Тогда понятно. А в деревне у вас сегодня кто при власти? Нам как-то ни те, ни другие не по ндраву…

– Про Максима Белокобыльского слыхали, чи нет?

– Да, как же не слыхать, он у нас эскадроном командовал, – голос Новосёлова зазвучал бодрее, – у него ещё сестра Анька была. Ох, лиха девка!

– Тогда заходите гости дорогие, разбойнички лихие, смертоубивцы, ядрить вас через коромысло…

– Э-э-э, ты шути дедуля, да без переборов, – прибаутки старика не понравились Ивану. – Ты, на ус свой сивый себе намотай. Анархист – не разбойник. Он всегда за простого человека и против любого насилия.

– Ага, против насилия оне, – не поняв намёка, старик, продолжал брюзжать. – А пошто тогда Проньку Михайлова вместе с бабой евойной шашками порубали?

– Этот твой Пронька поди из богатеев?

– Богаче всех в Элекмонаре. Лавку держал. У алтайцев шкурки брал и куды-то…

– Всё ясно! Он, как есть, кулак и капиталист, наживавшийся на ограблении туземного населения. Шашками, наверное, перебор. Максимушка наш мужик резкий, что не так – шашкой – вжик, и нету человека.

– Ладно, Пронька, пущай он капитал и всё такое, – согласился дед, а бабу его пошто? А девок его? зачем убивать? Снасильничали… это понятно, мужику женской ласки завсегда не хватат. Но ведь снасильничали и после штыками закололи. Девки то, чем провинились?

– Вот тут я с тобой, дед, согласен полностью. Вижу, что Максим совсем берега попутал, а может и просто с ума съехал.

Неспешно переговариваясь, хозяин с гостями миновал подворье, прошли тёмные, пропахшие назёмом сени, и ввалились в полумрак кухни. В избе, кроме хозяйской горницы, имелась ещё одна комнатка, где останавливались проезжие.

Старик толкнул хорошо шкуренную дощатую дверь.

– Ну, вот. Располагайтесь. Живите сколько хотите. Пять целковых с вас за ночь возьму.

– Ну, ты батя, – мироед! – Вязилкин искренне возмутился. – Командир, пошли отседа, нечего нам нашими цалковыми деревенску буржуазию поддерживать! Тем более что в деревне наши. Максим, он конечно, лихой и без башки, но нас-то узнает… Должон узнать.

– Нет, Вань, сегодня мы здесь переночуем. Я чутка подумаю и схожу к Белокобыльскому. Потолкуем с ним за анархизм, за то как с мирным населением должно обращаться. А пять цалковых это в наше время совсем не то, за что цепляться след. Вот если бы он у нас лошадку запросил, винтарь или, там папаху. Керенки – бумага, удивительно, как еще за них морду не бьют.

Встреча с Белокобыльским прошла «весело». Так весело, что чуть не загорелась изба, в которой Максим организовал штаб. Всему виной разница во взглядах на воспитание обывателя. Новоявленный атаман Белокобыльский признавал только жесткие методы. «Лучше, пусть девяносто процентов этих буржуев недорезанных сдохнет, зато оставшиеся будут убеждённые анархисты», – всегда заявлял Максим, под буржуями имея в виду всё население вообще.