Алексей Борисов - Срезающий время

– Как? Если они, – Полушкин ткнул в бумажки пальцем, – не настоящие. Это же обман.

– А торговец драгоценностями разве не обманывает вас, когда за трехрублевое колечко просит десять?

– То другое. Он не виноват, что природа наделила его жадностью.

– В таком случае, Иван Иванович, довольствуйтесь своей порядочностью и считайте, что Тимофей ничего не находил.

– Я не об этом вас спросил, – сухо произнес Полушкин.

– Составьте рапорт на имя губернатора, копию директору Ассигнационного банка и даже можно отослать копию Дмитрию Александровичу, министру финансов. Получите для себя хоть какой профит. Да, не забудьте подшить к рапорту фальшивки и упомянуть об этом в нем. Но все только в Смоленске, где все друг друга знают и, случись что, не придется оправдываться.

– Не дурак, понимаю.

Правильно говорят, что излишне утомляя своего доброго Гения, можно оказаться на роковом пути. Подними мы сейчас шум, и никто не станет разбираться, какими путями четыре ассигнации оказались перед нами на столе. Думаете, мало найдется умников приумножить свои карьерные баллы? Ведь наверняка попадется какой-нибудь лодырь, с превеликой тщательностью хапнувший в закрома своего служебного опыта полову [22] Отбросы, полученные в результате молотьбы хозяйственных растений. и развеявший по ветру все зерна практической логики, которые у него было столько возможностей собрать. Он-то и отличится. Да зачем ходить за примерами, взять того же борова-полицмейстера, сидевшего со мной по соседству на приеме у градоначальника. Так что чур меня! В Смоленск, по любой погоде, но сначала озаботиться лошадьми.

Конечно, можно и дальше следовать по дороге, выстроив трофейных лошадок елочкой, друг за другом, привязав повод к седлу, вот только скорость не будет превышать трех-пяти верст в час. Как исключение, мы это уже проделывали, но взять за основу – увольте. И как назло, никто не хочет связываться с перегоном, и обратиться не к кому, хотя знакомцы в этих местах у нас имеются. Как же я мог запамятовать о хитром гусаре Ефиме Павловиче? Этот точно своей выгоды не упустит. Вот к нему мы и направились, как только сумели убедить хозяина трактира отпустить с нами конюха и его сына на сутки.

сцена, которую я не мог видеть

Не прошло и трех часов после нашего убытия, как на улицу села выехала карета, запряженная четверкой лошадей. Она остановилась под двумя вишнями, кучер медленно откинул лесенку, отодвинул в сторону своим сапогом птичий помет и раскрыл дверцу. В этот момент из кареты появился чиновник казенного завода, лихо спрыгнувший на землю, а за ним вначале показалась соломенная шляпка с лентой и цветами, а затем и прелестная девичья фигурка. Это была мадмуазель Жульет, хоть и не столь цветущая, как в момент первого своего появления на приеме градоначальника, поскольку пара минувших дней сделали ее чуть более мрачной и совершенно не доброй. Глаза ее стали глубже и темнее, как отражение души. Она (душа) уж точно не скрывала своей сущности и давно осознавала, какие глубины скрыты в этом юном теле с ангельским личиком. И все же притягательный свет ее харизмы еще не совсем исчез, не утратил способности привлекать к себе, что вводило мужчин в полное замешательство по конечным результатам знакомства. Кучер не стал снимать ни чемодан, ни холщовую сумку, ни шляпную коробку с крыши, а лишь вытащил из-под козел какой-то посох с набалдашником, более присущий камердинеру, и направился к распахнутым воротам трактира.

Сначала внутри было тихо, а затем раздался шум борьбы и крики: «Я не знаю! Они уехали! Пять лошадей… не бейте больше».

Кучер вышел из трактира и, не обращая внимания на прогуливавшегося под вишнями чиновника, направился к мадмуазель Жульет.

– Они были здесь.

– Подробности, Жак!

– Трактирщик толком ничего не знает. Разыскиваемая карета появилась ночью. Судя по тому, что при них оказалось пять оседланных лошадей, людей Ващиковского вы больше не увидите.

– Жаль, Ващиковский умел развеселить. Какие соображения?

– Этот каплун рассказал, что постояльцы с утра подсчитывали деньги за столом и говорили о продаже коней.

– Жак, распорядись насчет обеда, на все про все два часа, – произнесла Жульет, после чего повернулась к кучеру спиной и направилась к своему спутнику. – Милый Альхен, наше путешествие продолжается, мы едем в Калугу. – «Там и перехватим», – подумала она.

Мрачная ночь уступила место свежему, прозрачному и, к моему удивлению, совершенно безоблачному утру. Благословенно его сияние! Два дня постоянной мороси в дороге могут свести с ума кого угодно. И эта ранняя пташка, чирикающая за окном, была принята мною как добрый знак. К тому же благополучно разрешилась судьба трофеев. Лунич без всякой задней мысли принял у нас строевых лошадей, пики и даже мешки с одеждой и сапогами (сабли и пистолет самим пригодятся). Легко согласился с назначенными суммами и в качестве оплаты выставил своих крепостных. Представить себе, что здесь не обошлось без подвоха, я бы не смог, ни при каких обстоятельствах. Не тот человек Ефим Павлович. И был прав, он отдавал семью староверов. Лет пять назад тут проезжал или задержался на некоторое время какой-то раскольничий поп, и в результате его «подрывной» деятельности целая семья стала креститься двумя перстами, тем самым портя статистику местному приходу. Самому Луничу на все это было бы плевать с высокой колокольни. Если не вдаваться в подробности, то его рассуждения строились так: трехдневную барщину, как и все семья, отрабатывает; старшие сыновья обувь тачают и младшие шьют потихоньку; не бузят, все смирные – вот и ладненько. Но ладком не вышло, появилось подношение Святейшему Правительственному Синоду от епископа, где черным по белому было написано: «треба исправлять» [23] Подобные доклады (подношения) отправляли чуть ли не каждый год, вплоть до 1917 года. К примеру, 24 апреля 1788 года подношение синодального члена преосвященного Парфения Епископа Смоленского. . А как проще всего решить проблему? Избавиться от нее. В итоге я еще оказался должен Ефиму Павловичу за телегу, за лошадку, за козу и трех кур с петухом, пусть и символическую сумму в три рубля, но все же. Самому же переселенцу необходимо было выправить «прокормежное письмо», вписать туда словесный портрет главы семейства, имена и отчества супругов, их детей, а также место, откуда следуют и куда направляются, для дальнейшей подачи в «контору адресов» [24] С 1724 г. крестьянин, отправляющийся на заработки, обязан был иметь при себе «пропускное» или «прокормежное» письмо с описанием внешних примет. Их сменили в 1803 г. «адресные билеты». Выдачей этих удостоверений личности занимались специальные «Конторы адресов» при полицейских участках. Регистрироваться в «Конторе адресов» должны были прислуга, дворники, мастеровые, гувернеры. Переименована в «Адресную Экспедицию» в 1837 г. , где это все переписывалось на специальный бланк за десять копеек. Фактически, если крестьянин не направлялся на заработки или в другую губернию, до «адресного билета» дело не доходило. А уж как и куда ехать надо, когда деньга выдана, – крестьянин сам разберется. Так что из именья Лунича все выезжали с приподнятым настроением: мы, так как снова оказались налегке; а чета Горбачевых, так как временно избавлялась от лишнего внимания и могла семь дней в дороге ни в чем себе не отказывать, находясь на «казенном» коште. До полудня карета и телега ехали друг за другом, и хорошо, что все держались вместе. Дорога превратилась черт знает во что. Там, где она проходила по низовым лугам, присутствовало болото, а накатанные когда-то колеи – переметнулись в грязевые траншеи. Ландо проваливалось по самые ступицы, и пару раз Горбачев со старшими сыновьями буквально вытягивали нас. И лишь на подъезде к Калуге можно было четко обозреть границы недавней непогоды. Посовещавшись с Полушкиным, я принял решение: телега с крепостными сразу после пересечения Оки по мосту направлялась к зданию органов правопорядка, где глава семейства получал новый документ, и уже самостоятельно добирались до Вязьмы. В дальнейшем, если ничего не случится, уже через четыре дня они должны были оказаться в Смоленске у конторы Анфилатова и выполнять уже отданные там инструкции. Маршрут этот, без сомнения, являлся наезженным, и для того чтобы заблудиться или тем более потеряться в дороге, надо было сильно постараться. Мы же, не заезжая в город, сразу следуем к монастырю Тихонова пустынь, где и заночуем.