Мольфар - Я - Волшебник

Дни рядом с Гилдероем были наполнены весельем и яркими красками. Он бывал рассеян и нередко спрашивал у Барбары очевидные, казалось бы, вещи, вроде устройства автобусов или сколько сиклей в галлеоне, он постоянно чудил, мог полезть знакомиться со встреченными на улице магглами или устроить целое представление для окруживших его детишек — с топаньем ногами, пафосными позами и выкриками о собственной крутости. В такие моменты Барбара смеялась как бы не громче самих детишек, но ничуть этого не стыдилась. Гилдерой не водил к ней домой ни девиц, ни аристократок, никого не водил, в общем. Усиленно занимался с Саймоном, вместе с ним взмахивал палочкой, отрабатывал движения, зубрил заклинания и не давал упасть духом, когда очередной курс Быстромагии не помогал. Мастерил вместе с сыном Барбары какие-то хитроумные приспособления, что-то показывал, строил, делал вместе с ним упражнения, рассказывая, как важна для настоящего мага хорошая растяжка и скорость движений. Кроме того они много времени уделяли чтению и письму, изучению истории.

Вечерами же, уложив Саймона спать, Гилдерой садился за стол и работал над новой книгой. Дело это было не быстрым — он часто останавливался, зачёркивал написанное, задумчиво покусывал кисть (он всегда писал кистью, а не пером, объясняя это «старыми привычками») и, скомкав, отправлял бумажные листы в стоящую у входа в комнату корзину. Барбара же, поставив слева от него поднос с чаем и печеньем, некоторое время сидела, прижавшись к его левому боку и ни о чём не думая. Локхарт никогда не прогонял её. Сочувственно слушал рассказы о войне, и как тяжело тогда было. После Барбара отправлялась прихорашиваться и готовиться ко сну. Знакомая её отца, миссис Энтвистл, жалела «бедную девочку Барбару» и иногда делилась с ней одним из бесчисленного множества кремов или шампуней, которые в огромном количестве варила для ухода за своей, теряющей упругость кожей. Мисс Пьюз не отказывалась, в обмен присылая молодящейся даме собственноручно связанные носки и рукавички. Барбара и раньше старалась быть неотразимой, теперь же старалась вдвойне — чтобы произвести на Гилдероя ещё большее впечатление.

Но случались и иные вечера, когда Локхарт одевался и уходил, растворяясь в серых сумерках. Он называл это «осмотреться и поразнюхать». Наверное, это были какие-то его, непонятные Барбаре писательские дела. Пару раз она замечала, что от Гилдероя пахнет дорогим огневиски, однажды он вернулся с огромным синяком на половину лица («…пустяки, поднимался по лестнице, а на меня сверху упал один пьяный господин. Бывают же случаи!..»). Она боялась, что Гилдерой завёл себе интрижку, но ни разу, встречая его, не могла заметить тому ни единого подтверждения.

Несмотря на свою редкость, отлучки Локхарта сильно выбивали Барбару из колеи, будили, казалось, уже давно изжитые переживания и страхи. Оставшись одна в затихшем полутёмном доме, она вздрагивала от каждого шороха и нервно вглядывалась в сгустившиеся по углам тени. Уснуть не получалось, и Барбара на долгое время застывала у окна, глядя на улицу и ожидая, когда вернётся Гилдерой и вновь можно будет спокойно вздохнуть и расслабиться.

* * *

Она стояла у окна, не замечая ничего вокруг, и я напал, беззвучно ударив заклинанием в спину. Ее единственный защитник убежал, и больше никто в доме не мог мне помешать. Магия бушевала во мне, билась в такт ударам сердца, возмущенная близостью к этой грязной твари — похитительнице магии. Веревки опутали ее роскошное тело, и я облизнулся, импульс похоти на мгновение затмил разум. Но нет, нельзя! Именно так эти твари и подманивают честных магов, лишают их магии и накапливают в своих подручных — сквибах.

Убить! Всех их надо убить и отобрать украденную магию!

Грязнокровка взмыла к потолку, вверх ногами, и я достал свой Извлекатель Магии. Верный, надежный, острый и никогда не подводивший меня. Когда магия начнет покидать ее, она очнется, и я заткнул ей рот, не магией, нет, обычным кляпом для надежности. Убрал часть мешавших веревок и провел Извлекателем линию, заканчивающуюся возле магического ядра, сплетения жизненных узлов между грудью и животом. Она была полна магии, та истекала из нее не каплями, но ручейками, и я, подставив ладони, торопливо собирал ее, ибо для подобного — сбора чужой магии — годится только живая плоть мага. Собирал и пил, ощущая, как становлюсь сильнее с каждой секундой, как души тех, кого эта тварь лишила магии, издают последний вздох и находят упокоение, зная, что за них отомстили.

Она очнулась и забилась, разбрызгивая капли драгоценной магии во все стороны, но было уже поздно. Слишком много магии истекло из нее, а ведь эти твари, ворующие магию, жить без нее не могут. Она быстро затихла, и я спокойно собрал остатки магии, ощущая, как на меня тоже спускается умиротворение. Теперь нужно было все прибрать, и я принялся за привычную работу. Без магии она выглядела такой спокойной, такой умиротворенной, что я не выдержал и напоследок откинул черные волосы, закрывающие ее лицо, чтобы все могли узреть эту красоту.

Мир стал немного лучше и чище в тот день.

* * *

Жизнь Барбары шла своим чередом, продолжая, тем не менее, приносить неожиданности. Вдруг выяснилось, что блестящий в боевой магии и сражениях Гилдерой (как, впрочем, и многие другие маги-мужчины), был совершенно беспомощен в бытовой магии. Выяснилось это совершенно случайно. В один из дней Барбара, оставив Гилдероя и Саймона дома, ушла искать работу. Ну, или хотя бы какую-то разовую подработку, не сводящуюся к постели.

С подработкой ничего не вышло, зато дома ее ждал сюрприз. Кухня была заполнена дымом, в котором обнаружились кашляющие Саймон, Гилдерой и нечто, больше всего напоминавшее обугленное полено. Барбара почти автоматически применила чары Головного Пузыря, после чего занялась очисткой кухни.

— Восхитительно! — искренне воскликнул Гилдерой.

Головной пузырь слегка приглушал его слова, но восторга, написанного на лице Локхарта, не скрывал.

— Я была любимицей Флитвика на Чарах! — гордо заявила Барбара, продолжая взмахивать палочкой.

— Мы хотели помочь тебе, мам, — немного виновато сообщил Саймон, — приготовить обед.

— Да, перестарались немного, — почесал в затылке Гилдерой. — Но не применять же было чары, уничтожающие врагов?

— Ну уж нет! — заразительно рассмеялась Барбара. — На кухне нужно уничтожать только еду, и уж никак не при помощи Чар! Саймон, иди умойся, ты сейчас похож на трубочиста!

Гилдерой тоже выглядел не совсем чистым, но улыбался так задорно, что отправлять его умываться совершенно не хотелось. Слово за слово — и выяснилась полная беспомощность Гилдероя в бытовых чарах, ну да тут его Барбара не винила. В Хогвартсе все делают домовые эльфы, а потом Локхарт, наверное, переезжал из гостиницы в гостиницу, где тоже не требовалось бытовой магии. Думать о кочевании от одной красотки к другой не хотелось, и Барбара мстительно подумала, что все эти разряженные фифы — аристократки уж точно ничего без слуг и домовиков не могут!