Мольфар - Я - Волшебник

Сириус мысленно проклял себя, пожалуй, не стоило упоминать Локхарта. Но Цисси не стала припоминать Сириусу историю с Мелиндой Крэбб, и он непростительно расслабился.

— Ну да, со времен Мунго, где...

— ВОН! — заорала Нарцисса. — ВОН ИЗ МОЕГО МЭНОРА! ПОШЕЛ ПРОЧЬ, КОБЕЛЬ БЛОХАСТЫЙ! ЧТОБЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НОГИ ТВОЕЙ ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО! А ГИЛДЕРОЮ ПЕРЕДАЙ, ЧТО Я ЕГО САМОГО В ЖАБУ ПРЕВРАЩУ, КОГДА ВСТРЕЧУ!

Сириус сам не помнил, как его вынесло из мэнора. Видение выбежавшего к Нарциссе восхищенного Люциуса и слившихся в глубоком поцелуе супругов Малфой тоже вызывало определенные сомнения в своей правдивости. Зато теперь можно было сказать Рэй, что, хотя Малфои и не желают видеть Сириуса, но зато он сам помирил Нарциссу с мужем.

Повеселев, Сириус полез за палочкой, и тут обнаружил, что чёрная тетрадка всё ещё в кармане. Сириус достал её, собираясь швырнуть в морду надменному павлину на воротах, но тут его снова пронзило знакомым ощущением. Пускай это и звучало неуместным каламбуром, но в чёрной тетрадке скрывалось что-то тёмное, даже скорее с большой буквы, Тёмное.

— Очень дорожит, значит, — хмыкнул Сириус, аппарируя к дверям особняка на Гриммо.

На входе в особняк Сириус едва не оказался повержен внезапной атакой Дадли и Гарри, одетых почему-то во все чёрное.

— Мы играем в ниндзя-магов! — гордо объяснил Гарри, снимая маску.

— У вас неплохо получается, — одобрительно заметил Сириус, — я даже не заметил, как вы напали!

— Дадли! Дадличек! — донесся возглас Петунии. — Мне нужна твоя помощь!

— В следующий раз будем играть в Слепого Ичи, чур я буду Ичи! — выпалил Дадли и умчался с громким топотом.

Сириус поднялся, улыбаясь. Истории «тетушки Рэй» явно нашли глубокий отклик в детях. Потрепав Гарри по голове, Сириус отправился в свой кабинет — проверять догадку. Во время генеральной уборки и перестройки особняка нашелся загадочный медальон, с большой буквой «S» на крышке. Из неохотных обмолвок Кричера стало понятно, что медальон имеет отношение к младшему брату Сириуса, Регулусу Арктурусу Блэку. Всей истории Сириусу узнать не удалось, но кое-что всё же прояснилось. Регулус, некогда ставший Пожирателем Смерти, похитил эту вещь у Того-Кого-Нельзя-Называть и сам погиб при этом, то ли от защитных чар, то ли Тёмный Лорд узнал о краже и покарал похитителя. Кричер получил приказ уничтожить медальон, но так и не смог этого сделать. У Сириуса и Рэй, надо сказать, тоже ничего не вышло, даже поцарапать медальон не смогли, и тогда Сириус запер память о младшем брате в сейф в своём кабинете.

При этом от медальона исходило такое же ощущение, как от тетрадки.

— Дядя Сири, можно тебя спросить кое о чём? — прозвучал вопрос в спину.

— Да, Гарри, конечно, — ответил Сириус, проходя в кабинет и сразу направляясь к сейфу.

Сомнений не было — одинаковые ощущения. Люциус был Пожирателем. Регулус был Пожирателем. Тёмный Лорд раздавал артефакты с очень Тёмной магией своим последователям?

— Дядя Сири! — раздался возмущенный возглас. — Ты меня не слушаешь!

— Извини, Гарри, задумался. Так о чем ты говорил?

— Бабушка Вальбурга говорила, что чистокровные во всем превосходят магглов! И что я не должен уступать Дадли и дяде Вернону с тётей Петунией, а наоборот, командовать ими!

— Надеюсь, ты её не послушал? — спросил Сириус, раздумывая над тем, как бы сжечь портрет Адским Огнем, не спалив при этом весь особняк.

— Нет, но ещё она говорила, что я не должен слушать тебя, дядя Сири, потому что ты предал свою семью и не должен слушать тетю Рэй, потому что она нечистокровная!

— Знаешь что, Гарри, — сказал Сириус, кладя руку на плечо крестнику. — Именно из-за такого я и сбежал из семьи, но есть и ещё кое-что, о чём тебе было бы неплохо знать. Когда-то, семь лет назад, самый главный сторонник превосходства чистокровных пришел в один дом, в Годриковой впадине. Он убил твоих родителей и сам погиб, оставив тебе этот шрам на лбу. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да, дядя Сири, понимаю, — тихо ответил Гарри, побледнев.

— Ты пугаешь его, дорогой, — донесся голос от двери.

— Я не хотел, просто… — Сириус умолк и развел руками, потом сменил тему: — Ты как?

— Помогала Петунии с цветами, потом поясница заболела, и она позвала на помощь Дадли, — улыбнулась Рэй, — а я услышала твой голос и решила проверить, как дела, а ты тут Гарри пугаешь!

— Если кто его и пугает, то портрет Вальбурги, — резковато огрызнулся Сириус. — Надо всё же от него избавиться!

— Что она тебе сказала, Гарри? — тут же переключилась Рэй.

— Ладно, поболтайте пока. Гарри, присматривай за тётей Рэй, а мне надо навестить Дамблдора по одному очень важному вопросу, — решительно сказал Сириус, засовывая медальон и дневник в мантию.

— А мне можно с тобой?! — подпрыгнул Гарри. — Я тоже хочу увидеть Дамблдора!

— Успеешь ещё насмотреться на него, пока будешь учиться в Хогвартсе, — рассмеялся Сириус, подмигнул Гарри и быстро покинул кабинет.

«Камином в Хогсмид, а оттуда пешком в Хогвартс, — решил Сириус, — как раз будет время настроиться на нужный лад». Ибо разговор обещал быть серьёзным.

17 марта 1989 года, Карелия. СССР

Ольга вздохнула, взяла листы протокола и сунула их в толстую картонную папку, на которой уже еле сходились завязки. Взгляд ухватил строчки, ставшие привычными за эти месяцы сопровождения Гилдероя: «нарушение общественного порядка, гипноз граждан, пропаганда, непристойное поведение в общественных местах».

— Спасибо, товарищ сержант, дальше мы сами разберемся, — устало-вымученно улыбнулась она.

И это Гилдерой ещё не пробовал здесь искать клады, древних жаб, не прыгал с крыши на крышу, не пытался найти стрип-бар и не совершал прочих «подвигов». Для кого-то это может и были невероятные приключения, но Ольга ощущала лишь сильнейшую усталость. Она уже связывалась недавно с Шефом и жалобно (аж самой потом стыдно было) вопрошала, доколе? Неужели Гилдерой и его «методы», в основном сводящиеся к выпивке и женщинам, стоят всех этих хлопот?

— И чего ему в «Артеке» не сиделось? — с досадой пробормотала она. И тут же поморщилась от всплывшего в памяти ответа.

В начале марта «иностранный турист и писатель» Гилдерой Локхарт побывал в Крыму, и Ольге пришлось, сопровождая его, изображать воспитательницу для трёх десятков пионерок. В её случае это означало, что к одной великовозрастной ляльке прибавилось двадцать восемь соплюх, переживающих самый пик гормонального созревания. Те три недели отложились в Ольгиной памяти, как непрерывная череда ярких красок, громких воплей и музыки, тщетных попыток уследить за разбегающимися девчонками и навести среди них хоть какое-то подобие дисциплины. Гилдерой же, со своим отрядом мальчишек справлялся на удивление легко, словно всю жизнь только тем и занимался, что работал с детьми.