Алексей Борисов - Алтарь Святовита

– Сема, к шалашу! Я закрою! – крикнул Домаш, прикрывая щитом бездоспешных новгородцев, выбравшихся из шалаша.

– Уходите, – обреченно прохрипел Семен, сплевывая кровь. – Мне уже не помочь. Домаш, берегись Строгана, он падаль.

Пошатываясь, опираясь на рогатину, Семен поднялся во весь рост, только для того, чтобы принять на себя еще несколько стрел, давая остальным пару мгновений жизни. Черниговец качнулся, рука, державшая рогатину, поползла вниз по древку, и мертвое тело рухнуло в снег.

Оставшиеся в живых новгородцы с одними ножами бросились на неприятеля. Чудинцы отпрянули, давая проход, но не выпуская из ловушки. За ними у края лужка стояли немецкие кнехты. Шестеро новгородцев, выбегая из леса, наткнулась на новых врагов.

– Вправо, к лошадям! – отдал команду Домаш. – Клином за мной.

Возле коней крутилось человек пять чудинцев, ловивших разбежавшийся по лужку табун, а перед ними растянутые в цепочку копейщики с черными крестами на белых сюрко. Беглецы на ходу построились, и, выставив перед собой единственный круглый щит, пошли в последнюю атаку. В Домаша Твердиславича, находившегося во главе клина, уткнулись сразу два копья. Одно чиркнуло по щиту, а второе угодило прямо в ухо, распоров кожу головы до самой кости. От резкой боли и удара Домаш на секунду потерял сознание, но бегущие за ним новгородцы подхватили его и понесли вперед. Цепочка копейщиков распалась. Прорвавшиеся сквозь строй новгородцы, потеряв одного из своих, бросились врассыпную ловить лошадей. Чудинцы от них. Казалось, что еще немного везенья и удастся вырваться из кровавой бойни в лесу. Но везенья больше не было. По команде сержанта немцы развернулись и по утоптанному снегу начали преследовать беглецов.

Сазон успел запрыгнуть на лошадь, младший брат пристроился на соседней, а средний, помогая оглушенному Домашу взобраться на гнедого, опоздал. Немецкий кнехт проткнул спину новгородца, ловко, на одном дыхании выдернул копье и тут же вонзил окровавленный наконечник в Твердиславича. В это время в лесу у шалашей, осмелевшие чудинцы впятером накинулись на последнего из оставшихся в живых и повалили того в снег. На помощь к нему уже никто не пришел. В резне у Мамаст уцелело лишь трое новгородцев: Сазон с братом и приказчик Филимон. Выбравшись на дорогу, они мчались во весь опор, прижимаясь обеими руками к шеям скакунов, молясь всем святым, что остались живы.

К девяти часам утра в немецкий лагерь вернулся отряд Рудольфа из Касселя. Тевтонец, не дожидаясь, пока оруженосец возьмет коня под уздцы и подведет его к пандусу, проворно соскочил на снег, принял из рук сопровождающего его сержанта увесистый завернутый в холстину предмет и вошел в шатер Андреаса фон Вельвена.

Хозяин шатра развалился на походной кровати, заложив левую руку под голову, а правой почесывал огромного пса за ухом. Одна нога была согнута в колене и упиралась в раму кровати, вторая же покоилась на прикроватном коврике, напоминавшем молитвенный половичок сарацин. Скомканное заячье одеяло у изголовья создавало подобие высоко взбитой подушки, и с ходу невозможно было определить – полусидит или лежит человек.

– Приветствую, брат, – сказал Рудольф вице-ландмейстеру.

– Судя по улыбке на твоем лице, чудинец сказал правду, – махнув рукой вместо приветствия, с заметным штирским акцентом ответил Андреас. – Располагайся, в кувшине подогретое вино.

Рудольф приблизился к круглому столику, стоявшему у главного столба шатра. Взял с подноса серебряный кувшин с узким длинным носиком и немного погодя поставил вместо него золотую статуэтку идола. Холстина слезла с фигурки наполовину, и при свете жаровни золото заблестело красновато-желтым дьявольским светом. Налив вино в чашу, Рудольф сделал глоток, поглядывая на вице-ландмейстера. Андреас был неравнодушен к золоту.

– Мы обнаружили новгородцев. Это те, что были в Изменке. Только вот пленный о янтаре даже не слышал. К Избургу они не ходили. Единственное, что у них было ценное, перед тобой. Остальное я отдал чудинцам, кроме рабынь, конечно.

– Постой, постой, – Андреас встал с кровати. – А кто тогда взял янтарь? Ты же сам мне говорил, что посланные тобою люди обнаружили лишь пустой возок.

– Этого я пока не знаю, но клянусь Девой Марией, тайной это долго не будет. – Рудольф поднес к губам маленький кожаный мешочек, висевший у него на груди, и сухо поцеловал.

– Дело плохо, – поджав нижнюю губу, процедил Андреас, – этот янтарь уже не принадлежит Ордену. Пленник с тобой?

– Да.

– Прикажи вбить столб у дороги и пусть подготовят хворост. Я хочу допросить его.

Фон Вельвен стал одеваться. Под низ зимнего полукафтанья, подбитого мехом черной козы, вице-ландмейстер закрепил широкий пояс, по цвету и по структуре не отличавшийся от шерсти его собаки. Вечно тревожащая поясница тут же перестала ныть. Довольный, он еще раз почесал пса, делящегося с ним лечебной шерстью, и, накинув меховой плащ, поспешил из шатра. В голове витала только одна мысль: «Как можно скорее вернуть потерянное сокровище». Дело в том, что в начале этого года с берегов далекого Леванта, из самой Акры пришло зашифрованное письмо. Тамплиеры до сего момента, без проблем ссужавшие деньги – потребовали залог. Но не просто земли или замок, а именно янтарь, найденный в кроме Пскова. Как тамплиеры узнали о нем, для Андреаса осталось неразгаданной загадкой. Янтарь, готовый к транспортировке, хранившийся в Избурге (так тевтонцы называли Изборск), должен был быть отправлен в Венецию, дабы оттуда, в составе каравана на кораблях Сакугулло, в июне месяце отбыть на Кипр, а затем в Акру. И дернул же черт его написать ответное письмо, в котором сообщил, что запрошенный янтарь будет отправлен в срок. Воистину говорят: «Поспешишь – людей насмешишь». Пройдя площадку перед своим шатром, Андреас повернул направо, обходя палатки первого треффена, кивнул в ответ на приветствие командира одного из баннеров брата-рыцаря Генриха Штанге, стоявшего рядом со своим братом Германом и, повернув на восток, оказался рядом с обозом чудинцев.

– Вот пленный новгородец, – произнес брат-священник, и подтолкнул в спину сильно избитого и связанного по рукам и ногам человека, отчего тот завалился в снег.

– Переверните, я хочу видеть его глаза, – приказал Андреас.

Новгородца перевернули. Фон Вельвен присел на корточки, схватив за подбородок лежащего пленного, и стал говорить с ним через переводчика.

– От правдивости твоих слов зависит твоя жизнь. Вздумаешь врать – сгоришь на костре. – Андреас повернул голову новгородца, дабы тот смог увидеть столб с вязанками хвороста. – Понял?

– Да, – ответил новгородец.

– Кто командовал отрядом?