Алексей Борисов - Алтарь Святовита

– Груженые сани мы с легкостью нагоним через версту! Хейки, – Рихтер окликнул своего заместителя. – Пошли кого-нибудь из новеньких вон к тем камням.

Сууркаск покрутился в седле, ткнул пальцем в сторону двух эстов.

– Ты и ты. Обойдите домишки по околице, взберитесь на холм и посмотрите, что к чему. Если что-то заметите, дайте знать.

Наемники в овчинных полушубках и островерхих козьих шапках, сжав в руках короткие копья, резво побежали, обходя деревню с двух сторон. Рихтер, сидя на коне, видел, как оба скрылись за строениями и спустя некоторое время стали взбираться на возвышенность. Постояв там с минуту и проводив взглядами уходившие сани, эсты поспешили обратно. Хейки Сууркаск недовольно покосился на своего командира, бормоча себе под нос:

– На воду стал дуть. Добычу упустил. А надо было схватить, и на кресты, на кресты всех.

Словно услышав бормотание эста, Рихтер громко рявкнул:

– Что встали? А ну-ка пустите тут красного петуха! Сжечь все!

Крыши домов загорелись нехотя, как отсыревшие дрова в камине. Сначала потянулся жидкий сизоватый дымок, в воздухе запахло одновременно гнилью и гарью. Потом дым стал усиливаться и устремился вверх, освобождая пространство для оранжево-желтых языков пламени. Огонь взял свое спустя четверть часа и, смотря на него, Рихтер вспомнил, как приемный папаша частенько говорил ему, что он появился в день, приносящий знаменья. И, судя по тому, что пророчила полная кровавая луна, озарившая небо в ночь его рождения, будущее, должно быть, уготовило ему удачу и всевозможные блага. Он провел кончиками пальцев по гриве коня: неужели предсказанья начинают сбываться? Однако что-то внутри него опасалось грядущих событий, о которых он едва мог догадываться, но от которых на душе становилось тяжело.

Покинув сгоревшую деревню, Рихтер стал анализировать сложившуюся ситуацию. «Скотины у смердов не было. То понятно – новгородцы сожрали. Но почему воевода Строгана не реквизировал лошадок? И вообще, откуда у пневцев лошади? В прошлом году здесь голь перекатная жила, а теперь даже огороды жердями обнесены и все как-то правильно, до противного ровно, под линеечку. Порядок. В деревне Пнево был идеальный порядок, даже на укатанной дороге были отчетливо видны канавы по краям обочин. Это все Гюнтер, собака швабская! Ненавижу! Всех ненавижу!»

Рихтер пустил коня в галоп. Впереди были Чудские Заходы, деревня, в которой его публично унизили. И теперь он вернулся, чтобы свершить свой суд: за лжу ― язык вон, за навет ― глаза. Пятеро приближенных, сумевших раздобыть лошадей, поддержали заданный темп. Остальные побежали на своих двоих, топча начинавший подтаивать апрельский снег. Слава богу, недалеко.

В семь утра из замка Гюнтера в колонне по двое через поднятую решетку ворот стали выезжать облаченные в доспехи всадники. Со стороны мельницы, Изборской, Рыбацкой и Немецкой слобод к ним присоединялись конные воины, и на выезде из Самолвы, перед таверной, отряд почти в пятьдесят человек под протяжный рев рога перешел на рысь. От лязга железа и топота копыт закладывало уши, и было невозможно услышать ровным счетом ничего, кроме звука рога. Свиртил повел полусотню в Изменку. Отданный мной вчера вечером приказ он воспринял с радостью, словно чувствовал, что настал час выполнить последнюю просьбу жмудинских воинов. Он шел мстить.

Литвины завтракали на ходу. Закрытые бутерброды с колбасой уминались прямо в седле, пирогов не было, печи уже второй день подряд пекли хлеб. Следуя неспешной рысью, сторожко, посматривая по сторонам, меркурьевцы приближались к деревне. Чудские Заходы встретили их полным отсутствием дымов над крышами. Гюнтер еще вчера вечером приказал начать эвакуацию населения, и Свиртил должен был проконтролировать выполнение распоряжения. Лопухины, повстречавшиеся им по дороге, наверняка уже на подходе к Самолве, а здесь что-то было не так. Дома пустые – это нормально, но где же жители? Неужели в лесах попрятались, предпочитая надежным укреплениям замка незаметные землянки? Посланный в разведку Славка проскакал метров триста от крайнего дома деревни, остановился, посмотрел в подзорную трубу, круто развернул коня и помчался обратно.

– Сани! – докладывал литвин. – В двухстах саженях от нас. Четверо или пяток, змейкой идут, шибко идут, не иначе – тикают, а за ними в полуверсте всадники с пешцами. Много, с полсотни будет. В деревне саночников нагонят.

– Слушай мою команду! – крикнул Свиртил. – Витовт, поставить распорку с маскировочной сетью прямо посередине дороги. Тяжелой коннице укрыться за строениями. Стрелки на правый фланг, скрыться за холмом и, когда я крикну: Ура! – истребить всадников. По сигналу рога общая атака.

С двух заводных лошадей, на которых были навьючены котелки, кое-что из амуниции, запасные копья, щиты, командирская палатка и прочая мелочь, которую надо иметь с собой, но на боевого коня не навесить, литвины сняли свернутые в рулоны сети. Просунув копья через крайние ячейки и растянув маскировочное полотно поперек дороги, воины воткнули наконечники стоек в снег. Хлев и стоящий напротив него через дорогу цех по засолу капусты вместе с сеткой скрыли литвинов, слезших со своих коней. Едва все приготовления были выполнены, как на прямой, чуть в горку участок дороги, ведущий в деревню, выкатились первые сани с беженцами из Пнева. Низкорослые тарпаны, явно не предназначенные тянуть перегруженные пошевни, двигались тяжело, но еще не роняли пену. Витовт выскочил из-за сетки, как привидение, и заорал:

– Уводи сани с дороги!

Передовой возничий с перепугу потянул вожжи вправо, лошадь, высоко задрав голову, недовольно всхрапнула, пытаясь изменить вектор движения, а вслед идущие почему-то повернули влево. В итоге санки столкнулись и, зацепившись полозьями, завалились, рассыпая на снег крестьянский скарб. Оставшиеся трое саней сумели вывернуть, причем четвертые сани везли детей, и как только движение на дороге замерло, пневцы, увидев сквозь ячейки и лоскуты белой материи людей при конях и оружии, бросились врассыпную. Повстречаться нос к носу с отрядом вооруженных до зубов воинов, когда по пятам идет погоня, даже для очень храброго человека вещь неприятная, а для крестьянина и вовсе из ряда вон выходящая. Пневский староста уже сто раз пожалел, что не уехал вчера вечером, все вещи собирал, как же, вдруг что-то ценное забыл? Но чувство ответственности взяло верх. Собрав волю в кулак, он грозно крикнул воинам за сеткой:

– Да кто вы такие?

– Не отсвечивай! – раздалось в ответ. – Убери людей за дома, и сидите тихо. От князя мы вашего.

Не задавая больше вопросов, цыкнув на жену, пытавшуюся отвязать самовар – символ власти, данный князем, староста резво увел деревенских за хлев, а спустя минуту украдкой выглянув из-за поленницы дров, стал подсматривать за дальнейшими событиями. Жена старосты тем не менее самовар прихватила. Для кого символ, а для кого незаменимая посуда, в которой одновременно можно варить и щи с грибами, и кашу, и травы для питья заваривать. Тем временем воины князя выставили позади перевернутых саней какой-то бочонок, из которого заструился сизый дымок. Не такой, когда в костер бросаешь охапку еловых лап, а чуток пожиже. Тем не менее дымок вполне достаточный для того, чтобы скрыть от глаз происходящее на дороге.