Алексей Борисов - Алтарь Святовита

– Не, это фонарь на шесте. Дорогу освещать, сейчас покажу. Но если потребуется, то один раз можно и как палицу использовать.

Павел осторожно вытащил из петель крепления шест с фонарем, открыл на конструкции маленькую заслонку, несколько раз чиркнул кресалом и поджег фитиль. После этих манипуляций он закрепил фонарь и остановил санный поезд.

– Светильники зажечь! – крикнул Павлик.

По этой команде возничие запалили свои лампы, и десяток саней засветился, как новогодняя гирлянда. Стало не то чтобы светло, но дорога просматривалась.

– Это слабенький фонарь, – продолжал Павел, – вот, как потеплеет, византиец разрешит использовать фонари с горючим камнем. Карбид называется. Тот фонарь может всю ночь светить. Мы когда из Моравии ехали, на сто шагов вперед дорогу было видно.

– Врешь! – не выдержал Яков. – Не может камень гореть.

– А я и не говорил, что камень горит. На него водой капают. Так дядя госпожи рассказывал, а как там все происходит, я не знаю.

«Малец еще, – подумал Яков, – все в сказки верит».

Вскоре санный поезд выбрался на широкое поле, заканчивающееся с левой стороны береговой полосой озера, где чуть дальше (если следовать вдоль нее) располагалась усадьба Воинота, а с правой – густым, непролазным ельником. За этим лесом, на холме стоял маленький деревянный замок Трюггви, но верхушки елей были настолько высоки, что даже макушку сторожевой башни было не разглядеть. Вдалеке мерцали огни костров, и уже спустя три сотни шагов стало различимо конское ржание и гул человеческой речи. Обоз с оружием достиг русского лагеря. Во все времена мужчины не могут равнодушно относиться к трем вещам: женщинам, еде и оружию. К санкам вскоре подошли князья с ближним окружением. Павел протянул Василию сложенный вчетверо листок с описью груза и отошел в сторонку. При свете костров и факелов Александр с Андреем отобрали себе кольчуги, после чего перешли к копьям. Здесь братья задержались. Полосы металла, отходившие от втулки наконечника и заканчивающиеся на трети древка, были стянуты кольцами и закреплены заклепками. Перерубить такое древко было проблематично, и они очень понравилось Андрею, но приваренный крюк, почему-то из идеально круглой арматуры, как назло сопровождал каждое копье, а длина и вес соответствовали оружию пехоты. Привычных кавалерийских копий не было. Пересмотрев десятка три-четыре и ничего не найдя для себя, князья с сожалением перешли к другим саням. Оружие и доспехи были крепки, добротны, но лишены всяческих изысков, посему братья вскоре утратили интерес. Зато сопровождающие их воины с удовольствием порылись, и вскоре некоторые из них нацепили на головы каски, а за пояса засунули топоры.

Андрей Ярославович предложил устроить соревнование на меткость. Старые сани поставили вертикально, подперли бревнами и разожгли дополнительные костры. Перед санями вбили столб высотой в человеческий рост, насадили на верхушку треснувший трофейный шлем, а кто-то наиболее веселый проковырял ножом два углубления и попытался вставить туда угли. Головешки вскоре потухли, но обожженные пятна все воспринимали как глаза. В столб полетели топоры. Князья бросали первыми, удачно угодив прямо под шлем, чем вызвали бурю восторга среди собравшихся русичей. Гаврила Алексич метнул топоры с двух рук, некоторые повторили, и спустя пять минут на столбе почти не осталось свободного места. Но лучший бросок остался за Сбысловым. Столб крякнул почти человеческим голосом и раскололся. Соревнование в воинской удали плавно переросло в дегустацию меда.

В этот момент, пока в кабинете замка шла беседа, Вялламяги из Парапалу вышел к окраине Самолвы со стороны озера, подошел к крайнему дому и тихонько ухнул филином три раза. Спустя минуту в ответ такой же звук повторился дважды, и Вялламяги продублировал уханье.

– Здравствуй, Тыыну.

– И тебе долгих лет жизни, дядя.

Родственники пожали руки и отошли под камышовый навес крыльца. Тыыну вместе с молодой женой Пирет и полугодовалым ребенком переехали в Самолву осенью прошлого года. Ему поставили дом, выделили огород, дали работу в мастерской, а его жене Пирет подарили прялку, на новоселье. Живи, радуйся, Тыыну, плоди детишек да благодари Бога, что есть такая Самолва. В начале года, правда, пришлось немного потесниться и урезать семейный бюджет, так как на постой определили коня, зато появилась возможность получить в собственность жеребенка. Однако внезапно появился его дядя. Привез на продажу возок сена, рассказал бургомистру, кто его послал, и уже вместе с ним (точнее, Захар Захарыч просто проводил его до нужного дома) навестил родственника. А уж потом дядя стал появляться чаще, да все выспрашивал, намекая то на здоровье матери с отцом, то рассказывая о судьбе сестры. Так Тыыну стал шпионом.

– Мне лошадь нужна, сможешь дать?

– А с твоей что?

– Новгородцы отняли, вместе с сеном. Так как, выручишь? Я через три дня назад приведу.

– Хорошо, дядя. Я дам лошадь. Проходи в дом, переночуешь, а с рассветом уже поедешь. Неспокойно у нас стало. На площади говорили, что ливонцы с епископом уже в Чудских Заходах.

– Как в Заходах? Это ж совсем рядом. Они же в… – Вялламяги запнулся, похлопал племянника по плечу и прошел за ним в дом.

В новой избе с белой печью горели два светильника. Пирет сидела в углу на лавке, изредка покачивая подвешенную на веревках люльку, и напевала колыбельную, нажимая ногой на педаль прялки. Шерстяная нитка крутилась в ее тонких пальцах и наматывалась на стержень веретена.

– У нас гости, дорогая, – тихим голосом произнес Тыыну.

– Хозяюшко домовой, не трогай моей прялочки, пусть она тут полежит. – Пирет, повернув голову в сторону угла дома, подмигнула и, сложив пряжу, подошла к печке.

На столе появился чугунок с остатками еще теплой каши, копченая рыба и квашеная капуста. Вялламяги жадно набросился на еду. Утолив голод, эст облизал ложку, вытер рукавом рот и попросил чего-нибудь выпить. Пирет пошла на улицу, где возле дома был отрыт ледник.

– Тыыну, как можно незаметно уехать отсюда? Прямо сейчас, – спросил Вялламяги, как только дверь за женщиной закрылась.

– По льду Самолвки, у старого причала. На том берегу дом Ганса-хмельника стоит. Мимо него через поля, а там и до дороги недалеко.

– Готовь лошадь да собери мне котомку с едой.

Когда все было приготовлено к отправке незваного гостя, родственники вышли во двор. Не говоря ни слова, Вялламяги принял котомку из рук Тыыну, забросил ее за спину, взобрался на коня и попытался приободрить его ударом пяток. Лошадь не сдвинулась с места.

– В чем дело? – не понял Вялламяги.

– Конь с норовом, – ухмыльнулся Тыыну, – ночью не поедет. И не вздумай его бить, укусит и соседи услышат.