Максим Дынин - За обиду сего времени

– Миссис Пикеринг, позвольте попросить вас об одном одолжении.

– Горите в аду! – закричала миссис Пикеринг, но практически все остальные посмотрели на неё, как на прокажённую.

– Your ladyship [61] Вежливое обращение к английским титулованным леди. , не мы начали эту войну, и не мы убивали женщин и детей на Бермудах. Как я уже сказал, мы уничтожаем лишь военных и военное имущество, и то лишь в ответ на ваши же действия.

Дама занесла руку для пощёчины, чуть подумала, и рука её безвольно повисла, а плечи затряслись от бесшумных рыданий. Она лишь ещё раз крикнула:

– Будьте вы прокляты! – и отвернулась. Другая дама – не помню уже, как её звали, жена какого-то чиновника из Кинсейла – спросила у меня:

– Может, я смогу быть вам полезна? У меня есть кое-какие родственники в Адмиралтействе.

– Мадам, – ответил я, протягивая ей запечатанный и засургученный (научился у лорда Пикеринга) конверт – это письмо необходимо будет передать кому-нибудь из них. Оно адресовано королю Джеймсу, и содержит условия, необходимые для заключения мира между Россией и Англией.

Письмо я написал вчера вечером; конечно, и правописание отличалось от английского де-факто стандарта семнадцатого века, и словарный запас несколько отличался – всё-таки я вырос в Америке двадцатого века, а не в Англии шестнадцатого. Текст его гласил:

"Дорогой король Джеймс!

Не мы начали эту войну. Не нужно было захватывать наши земли, убивать наших людей, и помогать нашим врагам. Мы согласны на мир, но мирный договор должен содержать как минимум следующие требования – и они не являются предметом торга.

Англия должна признать неправомерность своих действий и подтвердить отсутствие каких-либо притязаний к Русской Америке или России. Английские военные корабли не должны ни появляться в Датских проливах, ни в водах Русской Америки.

Англия должна немедленно прекратить любую помощь самозванцам, будь то так называемый король Деметрий на Руси или самозванный король Карл в Швеции.

Англия должна в двойном размере компенсировать ущерб, причинённый как России, так и её союзникам.

Всё это должно быть зафиксировано грамотой за подписью Вашего Величества – после этого могут начаться предметные переговоры по суммам выплат.

Со своей стороны, после заключения такого договора, мы согласны на взаимовыгодное торговое соглашение между нашими странами. Но любые привилегии английским купцам должны распространяться и на русских купцов в английских портах.

Надеемся на ваше благоразумие.

Министр иностранных дел Русской Америки

Принц Алексей Николаевский и Радонежский, барон Ульфсё, кавалер различных орденов."

Баркасы в сопровождении двух "уток" с пулемётами доставили англичанок на причал, но ни единого выстрела с той стороны не последовало. Я пронаблюдал – они чинно прошли к земле, где их встретили вооружённые люди и повели их куда-то в город.

Я повернулся и увидел, что Саша с Ринатом над чем-то смеются.

– Да это мечта любого нового русского – скатать в Англию и приобщиться к её великой культуре, – смог наконец выдавить из себя Саша. – Мы и приобщились, не находишь? Эх, послать бы чего-нибудь с осадкой поменьше вверх по Темзе, совершить туристический визит в Лондон, ну и пострелять заодно чуток.

– Можно на вертолёте, – улыбнулся я.

– Ну уж нет. Моторесурс у нас тоже не бесконечный. Ладно, как говорила Герцогиня в русском переводе "Алисы в стране чудес", "всякому овощу – своё время."

– А если образумятся и выполнят наши требования?

– Тогда можно и просто туристом. Ну или переговорщиком.

Следующие два дня прошли без эксцессов – ослепительно-яркое солнце на синем-синем небе, синее же море, лёгкий западный бриз, и ни единого корабля под флагом супостата. Конечно, может, некоторые корабли были британскими – на купцах флагов, как правило, в то время не было. Лишь над немногими военными судами развевались белые французские стандарты с лилиями, трёхцветные голландские, красные датские с белым крестом, а пару раз и красные, но к СССР отношения не имевшие – на них один раз был изображён ключ, герб Бремена, а в другой – замок с двумя шестиконечными звёздами над башнями – флаг Гамбурга.

Мы шли на северо-восток по широкому проливу Скагеррак, который у Скагена, самой северной точке материковой Дании, повернул на юго-восток и стал называться Каттегат. Ежедневно утром и вечером мы были на связи с Устьем. Тамошних ребят заинтересовала наша информация об англо-шведском флоте; в Финском заливе он ещё не появлялся, но посланник от моего друга адмирала Столарма принёс им новость о захвате материковой Швеции "новым Карлом", а также об успешной обороне финского Або. Так что прибытие "Победы" на Балтике ждали с нетерпением. Но в освобождении Москвы мы поучаствовать не сможем – попросту не успеем, да и чем сможет помочь пара сотен наших ребят? Хотя после победы меня с нетерпением ждут в Москве – складывается абсолютно новая ситуация, и, видите ли, желательно моё присутствие, чтобы её разрулить. Каким образом я смогу помочь, оставалось невысказанным – скорее всего, скажут, мол, тебе всегда везёт, да ты ещё и всех знаешь. Причём сие настойчивое приглашение исходит лично от Димы Пожарского – простите, князя Димитрия Михайловича, главнокомандующего русскими войсками.

Утром шестого апреля я встал ещё до рассвета, чтобы заснять восход солнца. Увы, за ночь небо заволокло тучами, подул сильный ветер с юго-востока, оттуда, где начинался третий из Датских проливов – глубокий Эресунн, идущий с севера на юг от Кулланского полуострова мимо горловины между Эльсинором и Гельсингборгом [62] Горло по-датски будет Hals, горловина – Helsing. Helsing, с лёгкой руки Шекспира часто именующийся Эльсинором, на самом деле произносится примерно «Хельсингёр», а Гельсингборг – «Хельсингборг». и далее между Копенгагеном и Мальмё в Балтийское море. Видимость была хорошая, но всё вокруг было серым и малоинтересным. Тем не менее, я решил остаться на палубе, чтобы хотя бы сфотографировать скалу Кулланберг на востоке, а потом вернуться в каюту и поспать ещё часок-другой.

Где-то на юге неожиданно раздались раскаты грома. Гроз в этих краях в апреле не бывает, да и молний нигде видно не было. А канонада – другого объяснения быть не могло – продолжалась, и вскоре небо на юге окрасилось в алый цвет, а в воздухе явственно почувствовалась гарь. Часа через полтора мы подошли к горловине пролива. На западной стороне его весело пылал замок Кронборг в Эльсиноре. Ветер дул уже с северо-востока, и огонь уже перекинулся на прибрежную часть города, глотая улицу за улицей. В самом замке на моих глазах с грохотом обрушился донжон, а из руины поднялся столб пламени.