Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Но об этом можно будет подумать после кофе, до Лондона – еще несколько часов лету. А пока – записать то, с чего и следует начинать отчет.

Пустой белый лист, карандаш в руке… К войне готовятся многие, но развяжет ее самый нетерпеливый. Кто именно? Можно подсчитать.

В самом верху – цифра «60» в неровном кружке. Именно в таком возрасте, если психологам верить, политики делают решительный шаг в своей карьере. Для главы крупного государства это чаще всего – война. Оружие, экономика, порядок в стране, все это важно, но без приказа свыше ничего не начнется. 60 лет – пора входить в Историю.

Ниже – «20 апреля 1889 г.». Адольфу Гитлеру в этом году исполнилось 48.

«30 января 1882 г.» – еще ниже. Франклину Делано Рузвельту – 55.

Карандаш начал следующую строку. «21 декабря 1879 г.». Зачеркнул. Сталин старше их всех, но России сейчас не до войны. Как и Франции, громоздящей свою линию Мажино.

Гитлер здоров (желудочные колики не в счет), Рузвельт тяжело болен, как бы ни храбрился. Ему осталось не так много, и президент это знает.

Кто начнет первым?

Задача казалась очень простой, как и решение. Но карандаш, чуть дрогнув, одолел новую строчку.

«30 ноября 1874 г.»

Доброму дяде Винни скоро исполнится 63.

«Зеленая Минна» резко затормозила, и Лонжа с трудом сумел удержаться, ухватившись свободной рукой за деревянную лавку. Сидевший рядом конвоир, от души выругавшись, ткнул кулаком в бок.

– Вставай, расселся тут. Не в такси!

На левой руке – стальной браслет, второй защелкнут за кольцо, ввинченное в скамью. Не встанешь, можно лишь приподняться. Конвоир, сообразив, выглянул наружу.

– Приехали! Отель «Плетцензее»!..

И тут Лонжа впервые удивился. Отель знакомый, бывать приходилось, даже собственный номер сразу вспомнился – 445-й. Но почему сюда? Плетцензее – пересылка, в эту тюрьму дорога тем, чьи дела закончены. Он не ждал суда, но все случилось как-то слишком просто. Ночь продержали в каком-то подвале, потом – кабинет «почти родственника», снова подвал, но ненадолго.

«Ваша судьба – лагерь и печь крематория». Значит, все?

Резкий щелчок – запястье свободно. Со стуком открылся задний борт.

– Па-а-ашел!

Спрыгнув вниз, Лонжа невольно зажмурился, прикрывшись ладонью от яркого утреннего солнца. Конвоир, продолжая ругаться, спускался вниз, цепляясь руками за борт. Карабин свешивался с шеи. Тот еще вояка!

Двор он узнал. Прошлый раз Лонжа стоял здесь под холодным мелким дождем в шеренге таких же, как он, будущих постояльцев. Время от времени в ворота въезжала очередная «Минна», открывался борт, конвоиры выталкивали новых гостей.

– …Рихтер, – донеслось сзади, – Пауль Рихтер, Губертсгоф…

Конвоир заполнял бумаги, обычная процедура. Но… Почему он, Август Виттельсбах – Рихтер? Паспорт, когда-то одолженный у растяпы-циркового исчез в лагерной канцелярии, при аресте у него были документы совсем на другое имя.

– Рихтер? – ударило над самым ухом.

Лучше не спорить.

– Пауль Рихтер, эмигрант. Номер 445!

Охранник, плечистый верзила, в знакомой серой форме взял за плечо, развернул.

– Нет, – бросил беззлобно. – Номер другой будет. Ну, чего стоишь, эмигрант? Пошел!..

Голос показался почему-то знакомым, но, чуть подумав, Лонжа рассудил, что все тюремщики одинаковы, что статью, что ликом, что голосом. Куда идти, помнил – дверь напротив ворот, второй этаж – канцелярия, на первом – душ с хлоркой. И булыжник под ногами знакомый, топтаный. Все и вправду – по кругу, как напомнил ему сон.

Ничего, прорвется!

Он сцепил руки за спиной, и неслышно, без голоса, задышал:

Вот и лестница, дальше – направо и вверх. В канцелярии можно будет узнать, отчего он до сих пор – Рихтер, и почему попал именно сюда. После разговора в кабинете Лонжа был уверен, что «черные» его не отпустят. А здесь – никого из СС, сплошная серость.

– Стой! – негромко прозвучало сзади.

Лонжа остановился и удивленно взглянул вверх. Тюремные правила он помнил. Если «стой!», значит впереди кто-то чином повыше. «Стой! Лицом к стене!..» Но лестница пуста.

– А я тебя, Рихтер, сразу узнал. Помнишь, от кого привет должен был передать?

Лонжа глубоко вздохнул. Недаром почудилось, что голос знакомый.

– От старины Гроссштойсера. Гросс-штой-сера. Я передал, спасибо!

– Да на здоровье! – хмыкнули сзади. – Только больше никому не передавай. Все пароли отменены, считай, у нас чрезвычайное положение. Откровенничай только с теми, кого хорошо знаешь, и то прежде три раза подумай. Кстати, я тут не случайно, тебя же прямиком из «зипо» привезли, вот и решил полюбопытствовать. Как о тебе передать?

Оборачиваться не следовало, но он все же решился.

– Я – Лонжа, и я живой. Так и скажи.

– Понял, – громила весело подмигнул. – А ты поосторожней, Лонжа, я тебя к такой змеюке веду, что яду на батальон хватит. Ну, пошли, а то увидят еще.

Лестница внезапно показалась очень короткой, ступени сами ложились под ноги. Что бы ни случилось, он – жив. Прошел один круг, значит и второй одолеет.

Сначала он увидел фуражку, самую обычную офицерскую. Ничего особенного – зеленая ткань, черный козырек, вот только была она не там, где положено. Вместо того чтобы висеть на крючке рядом с шинелью или красоваться на хозяйской голове, фуражка устроилась прямо посреди стола, поверх бумаг. Хозяин, обещанная «змеюка» был тут же, за столом. Папироса в руке, в другой – маленькая чашка кофе.

По всем правилам следовало рапортовать прямо с порога, но Лонжа замешкался – узнал. В последний раз виделись на лесной просеке. Автомат «Суоми» в руках, серый силуэт в прицеле. Тогда он промахнулся.

Да, все такой же, только погоны…

– Здравствуйте, господин майор. Стало быть, с повышеньицем!

Ответом был кислый взгляд. Серый гауптман, обернувшийся столь же серым майором, с негромким стуком опустил чашку на блюдце.

– А знаете, Рихтер, я на вас не в обиде. Напротив, ставлю курсантам в пример. Умеете выживать!

Затянулся папиросой, на стул кивнул.

– К полякам ушли? Можете не отвечать, сейчас не это важно. Сколько вас уцелело?

– Уцелело – не знаю, – честно отрапортовал дезертир Лонжа. – Ушли девятеро, если со мной считать. Раненых не было, оружие у всех, только с патронами беда.

Майор кивнул, вполне удовлетворенный, пошелестел бумагами.

– С этим ясно. А меня, Лонжа, вытаскивать пришлось, двоих раненых бросил. Застрелить – рука не поднялась, свои парни, проверенные. Не вышли, там остались. Но приказ мы выполнили, а это главное…