Андрей Валентинов - Цикл Аргентина. Компиляция. Романы 1-6

Один бородатый, второй безбородый, оба в почти одинаковых серых плащах по последней американской моде. Бородатый в шляпе, такой же серой, безбородый положил свою на пустующий стул.

Оба не любят пиво, поэтому каждый сделал всего по глотку. Английский с акцентом, одинаковым у обоих.

– Вы очень вовремя, kamerad Рихтер. Первое заседание Национального комитета уже послезавтра. Надо успеть занять лучшие стулья.

Бородатый без всякого удовольствия отхлебывает из «пинтового» бокала и закуривает сигарету из лежащей тут же на столе пачки.

– Стоит ли так спешить, kamerad Мюллер? – тщательно подбирая слова, возражает безбородый. – Наш общий знакомый Herr Аgronom наверняка приготовил сюрприз как раз к открытию комитета.

Тот, что с бородой громко щелкает зажигалкой.

– Сюрприза не будет. Мы побеспокоились. Только вчера я вернулся из Vaterland.

Оборачивается, резко, по-волчьи, и, не сдержавшись, переходит на родную речь. Лужицкий диалект верхнесаксонского, громким шепотом, словно из пулемета.

– Гиммлер собирался заявить о том, что Германское сопротивление – обман, фальшивка, «Трест», ее руководство – сотрудники «зипо», и все это придумано, чтобы выявить предателей Рейха, собрать вместе и отправить в Дахау. Я, начальник штаба – штурмбаннфюрер СС, его офицер для особых поручений.

Безбородый, он же kamerad Рихтер, возражает тоже на родном диалекте, баварском.

– А вы разве не штурмбаннфюрер? Такое и вправду может сорвать создание Национального комитета.

Мельник морщится, глубоко вдыхает сигаретный дым.

– Бросьте, Рихтер! Никто еще не провел точную границу между подпольем и тайной полицией. Германское сопротивление есть и будет. А Гиммлер уже ничего не скажет, побоится.

Из кармана плаща появляется сложенная вчетверо мокрая газета, лондонская «The Morning Chronicle».

– На второй странице.

Безбородый разворачивает слипшиеся листы. Верх страницы, большие черные буквы заголовка:

«Германское сопротивление атакует Адольфа Гитлера».

Газеты Лонжа просмотреть не успел, однако о случившемся уже знал – из утреннего выпуска новостей «Свободной Германии». Голос диктора звучал осторожно. «По непроверенным данным…» Диверсанты Германского сопротивления во главе с убийцей доктора Геббельса Мареком Шадовым атаковали и сожгли Бергхоф, резиденцию Гитлера в Баварских Альпах. Фюрер был в Берлине, потому не пострадал, однако по тем же «непроверенным» убит его секретарь Мартин Борман.

А чтобы ни у кого не оставалось сомнений, диверсанты разбросали листовки за подписью самого товарища Вальтера Эйгера.

Теперь все это уже на бумаге, значит, проверили. Оставалось сложить два и два. Если рейхсфюрер СС публично признает Германское сопротивление своим детищем, ждать пощады от взбешенного и напуганного насмерть Гитлера не придется.

Kamerad Мюллер вчистую переиграл своего бывшего шефа. Однако игорных столов в казино под названием «Третий Рейх» куда больше, чем один.

– Гиммлер не смог развалить Национальный комитет, не взорвал Горгау, зато взял свое в Хрустальную ночь. Теперь ему ничего не грозит, всякие надежды на либерализацию Рейха забыты. СС снова в фаворе. А Гитлеру уже никто не поверит, даже если он выступит за создание еврейского государства в Палестине. Слишком много крови.

– Хрустальная ночь – это смертный приговор Рейху, kamerad Рихтер. Правительство США заморозило кредитные линии, а для всех евреев мира Адольф стал хуже Амана. Теперь мы знаем, что делать. Бить, бить и бить! Сначала Гиммлера, чтобы обезглавить СС, а потом и его шефа. Поэтому, мы сейчас должны быть едины, как никогда. Вы смогли что-то узнать о короле Августе и его банде реакционеров?

За окном по-прежнему накрапывал дождь. Звенел колокольчик у дверей, в паб входили любители славного эля из пивоварни «Harveys», что в Сассексе, официанты оживились, заскользили по залу. Никому не было дела до двух эмигрантов, сидевших за столиком в самом углу. Август Виттельсбах мелкими глотками прихлебывал пиво и думал о том, что точную границу между подпольем и тайной полицией провести и в самом деле нельзя. Его собеседник – такой же Гиммлер, только чуть менее удачливый. Национальный комитет Свободной Германии, кто бы туда не вошел, станет обычной эмигрантской говорильней. В подполье можно встретить только крыс!

…В Горгау почти получилось. Если бы подготовить все заранее, запасти оружие и боеприпасы, связаться с другими «кацетами»! Тогда можно вызвать на бой весь Лейбштандарт. И не факт, что обергруппенфюрер СС Йозеф Дитрих одержит победу.

– Кое-что узнать удалось. Король Август, Первый сего имени, заявил, что его не интересует закулисная возня. Это не путь к победе. В лучшем случае Национальный комитет вернется в Германию уже на руины, в обозе оккупантов. Тогда будет уже поздно думать о спасении страны.

– Что же интересует короля?

– Бавария.

Леди Палладия Сомерсет шла по серебристой дороге, что пролегла над всеми мирами. Узкая светящаяся неярким огнем лента вилась, словно горный серпантин, уводя к самому подножию Небес. Идти легко – шаги отдавались еле слышным эхом, на душе царил покой, память спала. Дальше, дальше, дальше, дальше… Серебро ложилось под ноги, исчезла спутница-боль, и лишь в самой глубине души маленьким черным клубком затаилось нечто, пока не имеющее имени. Беспокойство? Тревога? Сомнение? Пока это не мешало, как и то, что губы напрасно пытались по привычке ухватить клочок воздуха, а сердце застыло камнем.

Ни ночи, ни дня. Безмолвный призрак на безмолвном пути.

Но вот что-то изменились, не в мире, в ней самой. Острой ярко горящей искрой вернулась боль, обожгла затылок, а потом в груди что-то вздрогнуло. Раз, другой, третий…

Забилось сердце.

Пэл остановилась, взглянула вокруг, ничего не понимая…

– Идите, идите! – громким шепотом подбодрил некто незримый возле самого уха. – Стоять здесь нельзя!

Она послушно сделала шаг, но разум уже проснулся, пока еще беспамятный.

– Слева, – задумчиво проговорила она. – А кто из-за левого уха советы подает?

Поднесла руку ко лбу…

– Напрасно намекаете, – отозвался шепот, но уже с упреком. – Вы же образованный человек! А крест творить не надо, не положено здесь. Вы идите, идите, а если вопросы есть, отвечу. Я на этой дороге вроде диспетчера. Много вас тут, потому и останавливаться нельзя, чтобы прочим не мешать.

Любопытство – старшая сестра разума. Пэл попыталась оглянуться на ходу.

– Ни-ни! – одернул голос. – Никого не увидите, и это не положено. Я обычно не вмешиваюсь, но некоторые случаи бывают особыми, вроде вашего.

Она поглядела вперед на уводящую во тьму бесконечную серебряную ленту и попыталась сложить все вместе.