Геннадий Марченко - Второй шанс 3

— А это кому? Не в «Молодую гвардию»?

— Нет, это сценарий для Ростоцкого.

— Ростоцкого?

Удивление Полевого было вполне объяснимо, так как по телефону я не стал рассказывать о звонке помощницы кинорежиссёра, решив донести до Бориса Николаевича информацию с глазу на глаз. И сейчас вкратце пересказал содержание разговора с Ольгой Васильевной Корн.

— Так что с собой у меня две рукописи, — закончил я свой небольшой монолог. — Эта — для вас, роман «Сирота», а вторая — сценарий для Ростоцкого.

— Вон оно как, — откидывая со лба прядь волос, улыбнулся Полевой. — Что ж, поздравляю, Максим, даже я не ожидал, что киношники решат экранизировать твой роман, да не кто-нибудь, а сам Ростоцкий. Жаль, молод ещё, а то бы мы с тобой такой поворот отметили.

Он подмигнул мне, но в следующее мгновение стал серьёзным.

— Тут вот какое дело, Максим… Этот твой роман я, конечно, почитаю и, возможно, мы его опубликуем. Но не в ближайшем будущем.

Увидев немой вопрос в моих глазах, пояснил:

— Видишь ли, наш журнал существует для того, чтобы публиковать преимущественно молодых, перспективных авторов. Ты в эту категорию входишь, но мы должны соблюдать некий паритет, то есть мы не может ставить одного и того же автора постоянно, как бы талантлив он ни был. Другим тоже надо дать шанс. А у тебя и так в следующих пяти номерах, как раз до Нового года, планируется выход романа «В предгорьях Карпат». Поэтому с выходом твоего «Сироты», если, конечно, возглавляемая мною редколлегия его утвердит, придётся немного повременить.

— А немного — это сколько?

— Ну, не меньше года точно. Только без обид, договорились?

— Да какие уж тут обиды, Борис Николаевич! Что я, маленький, не понимаю разве? То есть, по писательским меркам, пожалуй, что и маленький, но многие говорят, что рассуждаю я как взрослый.

И мы с Полевым синхронно рассмеялись, вот только мой смех носил оттенок лёгкой грусти. Эх, надо был ещё один экземпляр рукописи из дома прихватить, зашёл бы к Бушманову. Глядишь, и моё фэнтези в «Молодой гвардии» ко двору бы пришлось. Хотя там тоже в очереди «В предгорьях Карпат» стоят, и ждать пришлось бы, чего доброго, не год, а все два или три. Если бы ещё книгу утвердили.

— Борис Николаевич, я тут камеру с собой захватил, можно с вами на память сфотографироваться?

— Да бога ради!

Камеру я вообще-то захватил ради Инги, на моё вскользь сказанное ещё перед отъездом предложение сфотографироваться с Ростоцким она отреагировала выражением бурного восторга. Тогда-то я и подумал, а не пора ли и мне самому начинать вести фотохронику моих знаковых встреч, а начать можно с того же Полевого и Ростоцкого. Если, конечно, последний не будет против, кто его знает, что он вообще за человек. История знает немало примеров, когда гении в работе оказывались полным ничтожеством в жизни.

Полевой пригласил в кабинет секретаршу и попросил её поработать фотографом. Перед тем, как попрощаться, я спросил, как лучше добраться до студии имени Горького. Борис Николаевич объяснил, что нужно доехать до станции метро ВДНХ, а там десять минут пешком.

Покинув редакцию «Юности», я зашёл в кафетерий, где мама с Ингой уже допивали неизвестно какую по счёту чашку какао. Так как я сегодня ничего не ел, если не считать чаепития у Полевого, то им пришлось какое-то время ещё посидеть, пока я закидывал в себя салат, рис со шницелем и компот с сочником. Откинувшись на ажурную, сваренную из толстой проволоки спинку стула, я с трудом удержался от желания сыто рыгнуть. Всё-таки человек не так далеко ушёл от своих прыгавших по деревьям предков в плане удовлетворения своих физиологических потребностей.

У студии Горького мы были без четверти два. Пожилой мужчина на вахте смерил нашу гоп-компанию подозрительным взглядом.

— К Ольге Васильевне Корн? Хм… Сейчас позвоню, ждите.

Помощник режиссёра подошла минут через десять. Я почему-то представлял её себе прямой, подтянутой, со стянутыми на затылке волосами и морщинкой между бровей. Возможно, в очках, дополняя образ «строгой училки». На деле это оказалась невысокая женщина с пышной «химической» шевелюрой и мощным задом, делавшим её фигуру похожей на грушу. Очки, кстати, присутствовали, в мощной роговой оправе.

— Здравствуйте, товарищи! А вы, я так понимаю, Максим? — обратилась она ко мне.

— Всё верно, а это моя мама и… моя сестра. Двоюродная.

Инга с мамой удивлённо посмотрели в мою сторону, а я извиняюще пожал плечами, мол, ничего более правдоподобного не придумал.

— Ну, я надеюсь, сестра вас здесь подождёт?

— Ольга Васильевна, — со вздохом обратился я к помощнице режиссёра, — Инга очень мечтала увидеть живого Ростоцкого, сфотографироваться с ним.

— Что значит сфотографироваться? У нас сейчас, вообще-то, серьёзная встреча…

— Ольга Васильевна, она не помешает нашей серьёзной встрече, — сказал я с нажимом. — Думаю, сам Станислав Иосифович не будет против.

— Откуда же вам знать, будет или будет… Ладно, идёмте, но я всё равно сначала поинтересуюсь у него, согласится ли он принять сразу троих. А затем идём подписывать договор.

— Ой, а я могу в коридоре подождать, — заявила мама, — с меня-то что требуется — только подпись поставить. Мне к Ростоцкому можно и не идти.

Корн только покачала головой, потом махнула рукой:

— Как хотите. В конце коридора будет закуток, где обычно курильщики собираются, можете там нас подождать. Заодно журналы полистаете.

У Ростоцкого на студии имелся свой небольшой, я бы даже сказал, маленький кабинет, в который Инга с разрешения его хозяина всё-таки тоже получила разрешение пройти. Станислав Иосифович при нашем появлении поднялся из-за стола, где знакомился с какими-то бумагами и, чуть заметно прихрамывая, подошёл к нам.

— Ну здравствуй, Максим Варченко! — протянул он руку. — А выглядишь ты постарше своих шестнадцати. Спортом увлекаешься?

— Есть такое, — улыбнулся я, почувствовав исходящую от него волну позитива.

— Мне Ольга Васильевна рассказывал, что ты боксом занимаешься, теперь сам вижу — крепкий парень. Да ещё и мозговитый, если в таком возрасте написал целый роман, который я прочитал, не отрываясь, благо мне сразу все номера журнала принесли. А это твоя сестра, что хотела со мной сфотографироваться?

— Можно? — скромно поинтересовалась Инга.

— Отчего же нет? Давайте сфотографируемся, а после посидите вон на том стульчике, пока мы с вашим молодым человеком обсудим кое-какие дела.

Когда с короткой фотосессией разобрались, Инга, как ей и было предписано, заняла место у окошка, а Ольга Васильевна принесла на всех чаю и печенюшек. Я положил перед Ростоцким папку.

— Что это? Сценарий?

— Да, рассчитывал, как Ольга Васильевна сказала, примерно на 180 минут.