Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

На следующее утро, придя в себя от кровавого остервенения, мы обнаружили, что артанцы со своим деятельным князем больше не смущают наш взор своим присутствием. Разбив японцев, они ушли с ближних подступов Артура на перешеек и принялись готовиться там к обороне, буде японцы попробуют восстановить осаду. Тогда солдаты гарнизона занялись очисткой окрестностей от японской мертвечины, а нам, морякам, контр-адмирал Вирен приказал вернуться на корабли, ибо сухопутный фронт обороны попросту перестал существовать. Мы готовили корабли к выходу в море, понимая, что идти на бой под руководством Вирена – это самоубийство; да и не поведет он нас никуда, ибо сбит с толку. Да и под Шпицем ( в Адмиралтействе ) тоже молчат. С одной стороны, там рады тому, что Порт-Артур будет сохранен как место для базирования Второй Тихоокеанской эскадры, которая идет-идет и все никак не может прийти на Дальний Восток. А с другой стороны, в Петербурге просто не знают, что надо делать в сложившейся ситуации, когда за японским флотом сохраняется подавляющее превосходство; при этом на нашей эскадре у «Победы» и «Пересвета» практически пусты погреба главного калибра, на «Севастополе» действует только одна башня. Более-менее боеспособными являются только «Ретвизан», «Полтава» и «Баян» («Палладу» Эссен считает недоразумением, а не боевым кораблем), а у адмирала Того в строю четыре броненосца линии и восемь броненосных крейсеров. Адмирал Скрыдлов, назначенный командующим флотом вместо погибшего Макарова, более дипломат и организатор, нежели боевой флотоводец, тем более находится он во Владивостоке, а тут у нас – такое чудо как контр-адмирал Вирен. Глянул я на него Истинным Взглядом, пока благословение не выдохлось, и понял, что лучше бы я этого не делал, не бередил душу. Этому человеку больше бы подошло начальствовать над каторгой, чем служить во флоте. Впрочем, о чем-то подобном я знал и раньше, ведь Виреновский «Баян» был в Артуре притчей во языцех. Неудивительно, когда на корабле замордованы матросы; нижнего чина каждый рад обидеть, но вот когда в таком состоянии находятся офицеры, то это вовсе не лезет ни в какие ворота.

Команды с берега было велено отозвать еще и для того, чтобы матросики не набрались «артанской заразы». А вот тут – блажен кто верует. Поздно запирать сгоревшую конюшню. После того ночного боя преданными сторонниками Артанского князя стали не только попавшие под его благословение нижние чины (их возвращение на корабли позволило этому поветрию разрастись вширь), но и многие господа офицеры, в том числе и я сам. Кроме того, раненые из госпиталей, подчиненных Морскому ведомству, почти полностью переместились в артанские госпитали, и выцарапать их оттуда у Вирена не хватает ни власти, ни решимости. Ведь это будет такой скандал в благородном обществе, – при том, что в наших госпиталях не хватает самого элементарно, а у артанцев им обеспечен самый лучший уход. Вот когда эти раненые и больные начнут возвращаться с излечения (а лечат в Артании быстро и качественно) – вот тогда и начнется самое интересное, если, разумеется, каких-либо значимых эксцессов не случится раньше.

В Артуре поговаривают, что Артанский князь всегда узнает, если с кем-нибудь из его Верных случается несчастье (да он и сам об этом говорил). Правила встречной страшной клятвы, которую дают друг другу Верный и патрон, в таком случае требуют от господина Серегина самых решительных действий. Не знаю, распространяются ли такие обязательства на кандидатов и тех, кто один раз попал под благословение, но если распространяются, тогда в случае обычного для Вирена свирепства в отношении «освященных» Артанским князем матросиков последствия для адмирала-мучителя могут оказаться самыми печальными – как говорят доктора, вплоть до летального исхода. Поговаривают, что, когда господин Серегин начинает «зверствовать» в своей манере, то у него совершенно неприкрыто проявляются признаки архангельского достоинства – как и тогда перед боем, когда он повел нас на японцев. И в этот момент ему лучше не перечить: ослушник будет скатан в трубочку и закинут в такие Тьмутаракани, откуда иди хоть сто лет, все равно никуда не придешь.

И поэтому, когда вчера (или уже сегодня) около двух часов ночи на койке в командирской каюте «Севастополя» меня растолкал вестовой и сказал: «Ваш высокбродь, там вас Артанский князь спрашивает. Грозный…», я подумал было, что дело как-то связано с контр-адмиралом Виреном… И ошибся.

– Николай Оттович, – сказал господин Серегин, когда я к нему вышел, – вы уж извините ради Бога, что пришлось потревожить вас в столь неурочный час, но мое дело к вам не терпит отлагательств…

– Да, Сергей Сергеевич, – непроизвольно зевая, ответил я, – слушаю вас…

– Нет, так дело не пойдет, – внимательно посмотрев на меня, сказал господин Серегин, – Лилия!

И тут мне стало не до зевания. Рядом с нами прямо из воздуха появилась темноволосая девочка примерно так двенадцати лет от роду. Об особе с этим именем, кстати, уже наслышан весь Артур: поговаривают, что она ведунья-целительница, способная исцелять болящих и раненых одним лишь прикосновением рук.

– Да, папочка, – сказала девочка, глядя на господина Серегина, – я вся внимание.

– Этого человека зовут Николай Оттович фон Эссен, – сказал Артанский князь, указывая на меня, – мне необходимо, чтобы ты обеспечила ему двадцать четыре часа бодрости и работоспособности.

– Нет ничего проще, – сказала девица и прикоснулась указательным пальчиком к моей руке, – крекс-пекс-фекс, готово!

И тут же сон от меня куда-то ушел; и я почувствовал во всем теле прилив необычайной бодрости и ясности ума. Это было почти такое же чувство, как и при том благословении, которое накладывал лично Артанский князь, но все-таки ощущалось несколько иначе. Не было чувства святости и непререкаемой правоты, а только бодрость и прилив сил.

– Уважаемый Николай Оттович, – вежливо сказала мне Лилия, – с этой минуты вы можете бодрствовать не дольше двадцати четырех часов, после чего вы должны обеспечить себе полный покой и проспать так называемым «мертвым сном» не менее суток. Иначе у вас неизбежны серьезные проблемы со здоровьем. А папочка хочет, чтобы вы были живы и даже очень здоровы.

При этом я обратил внимание, что вестовой, который не успел никуда уйти, стоит остолбеневши, открыв при этом рот.

– Закрой рот, братец, – сказал я, – а то тараканы набегут. И, будь добр, ступай, у нас с его высокопревосходительством господином Серегиным имеется конфиденциальный разговор.

И как только вестовой вышел, а девица Лилия исчезла так же внезапно, как и появилась, я спросил у господина Серегина: