Александр Михайловский - Сопки Маньчжурии

– А я, маман, – сказал Михаил, – аплодирую госпоже Струмилиной стоя. Она сказала про тебя всю правду, будто прожила с нашей семьей всю жизнь.

– Итак, – подвел я итог дискуссии, – ваше вдовствующее императорское величество, сидите тихо, слушайте и постарайтесь понять, какие из ваших действий привели к печальному результату. И имейте при этом в виду, что когда ваш сын Михаил сядет на трон (а это случится, я уже почти уверен), никто – ни вы, ни братья вашего покойного мужа, ни кто-нибудь еще – не будет иметь возможности манипулировать им как императором. Это я вам обещаю. А сейчас продолжай, Птица…

– А что тут продолжать, Сергей Сергеевич, – ответила мне наша богиня разума, – вы уже все правильно сказали. Присутствующая здесь госпожа Дагмар (таково ее истинное имя) как женщина весьма умная, всю свою жизнь стремилась управлять своим супругом, а потом, когда он умер, переключилась на сыновей. Старший сын подобно старшей дочери убежал от этого давления, заключив так называемый «брак по любви», а на самом деле схватился за первый попавшийся вариант, лишь бы ему не ели мозг. Спасение это оказалось по принципу «из огня да в полымя» ибо любезная Аликс тоже оказалась первоклассной манипуляторшей. Но тут есть одно «НО». Родителей себе никто из нас выбрать не в состоянии, а вот жену Николай выбрал себе сам, и потому предпочел не замечать ее манипуляций. Мол, она такая лучшая-прелучшая, что ничего плохого с ее стороны не может быть никогда. Нет ничего худшего, чем ситуация, когда две ревнивые женщины, жена и мать, сходятся в схватке за одного мужчину, а если этот мужчина еще и император, то последствия их бескомпромиссной борьбы отражаются на всей стране. Желание вдовствующей императрицы сменить старшего сына на младшего обусловлено не столько стремлением дать России лучшего императора, сколько желанием избавиться от влияния на государственные дела докучливой невестки. Уж младшенькому она подберет жену сама – ерунда, что глупую да страшную, главное, что послушную. Сам Михаил, глядя на все эти танцы с бубнами, изо всех сил препятствовал претворению в жизнь планов своей матери, поскольку не желал своего превращения в безвольную марионетку на троне… Бежать, бежать куда подальше: в неравнородный брак, мезальянс и скандал, делающий его непригодным к занятию трона.

– А вы жестоки и беспощадны, сударыня, – с горечью произнес Николай, – моя маман от ваших слов плачет! Хотя не могу не признать того, что вы вскрыли наш нарыв с хирургической точностью. Все было точно так, как вы говорите, и я просто не знал, что делать, когда две самых дорогих мне женщины объявили друг другу войну не на жизнь, а на смерть. Конечно, все было благопристойно, без выдирания волос, но я чувствовал, что возле трона, то есть возле меня, должна остаться только одна из них.

– Вы сами признаете, что это был нарыв, – сказала Птица, – а значит, в самое ближайшее время вам полегчает. Когда ваша жена окончательно выздоровеет, то сходите с ней на наши танцульки, заново влюбитесь в нее как в незнакомку, а потом устройте себе ночь самой неумеренной страсти. Если у вас это получится, то весь остаток жизни вы будете невыносимо счастливы, а если не получится, то значит, изначально вы были чужими друг другу, и соединиться вас заставили силы, далекие от тех, что делают мужчину и женщину одной семьей.

– Спасибо, госпожа Струмилина, – сказал Николай, – я непременно воспользуюсь вашим советом. Но что вы прикажете делать с моей маман, счастье которой вот уже больше десяти лет покоится в могиле?

– Вашей маман, – сказал я, – лучше всего пройти курс полного омоложения и отправиться в путешествие по мирам: с ее талантами мы без труда сможем найти ей достойный удел, ибо многие миры испытывают недостаток в хороших правителях. Только я не знаю, что теперь делать с вашим планом оставить вашу мать за себя в Петербурге на то время, пока мы решаем вопросы с вашей семьей и обучаем вашего брата на хорошего императора…

– Не беспокойтесь, господин Серегин, – вместо своего сына сказала сама вдовствующая императрица, – откровенность на откровенность. Вы тут наговорили мне много неприятных слов, но среди них ни одно не было ложью. Я все же люблю своих сыновей и хочу им добра – по своему, по-матерински. И то, что вместо добра получалось одно только зло, это не вина моя, а беда. Если вы сможете сделать их счастливыми, то пусть будет так. Я сильная, я справлюсь и сделаю все что надо, и уж точно не отдам свою вторую родину разным шакалам, которые хотят растерзать ее на множество частей. Перспектива второй молодости и возможности путешествия по разным мирам будет при этом моей основной целью. Не хочу я остаток жизни прозябать в своем Аничковом дворце, всеми забытая и никому не нужная.

– Ну вот и поговорили, – подвел я итог, – правда, я хотел устроить всем присутствующим сеанс откровений с дядей Володей и тетей Михень, но так как все сладилось и без этого, их безмолвные статуи лучше пока отправить на склад. Думаю, мы вернемся к этому вопросу после того, как ныне царствующая чета пройдет полный курс лечения и сможет адекватно воспринимать все то, что скажут на допросе эти двое. И, кстати… Лилия!

Хлоп! – и несносная девчонка все в том же облике милого ангелочка объявилась прямо рядом с моим местом.

– Да, папочка? – сказала она, – если ты по поводу маленького Алексея, то должна доложить, что заклинание, компенсирующее его болезнь, врастает в ауру вполне успешно; еще немного – и можно будет забыть, что он когда-то страдал этим недугом. Младенческие ауры – они податливые не только на порчу, но и на благотворные воздействия.

– Отлично, – сказал я, – но только я позвал тебя не за этим. Вот, видишь – сидит немолодая, но очень красивая женщина. Мне нужно, чтобы ты сделала так, чтобы в ближайший месяц все, кто ее знают, ахали бы, спрашивая: «Ах, душечка, как вы помолодели, вы не откроете случайно свой секрет?»

– Экспресс-методом? – спросила Лилия, обходя стол и внимательно осматривая объект предстоящей работы.

– Да, – сказал я, – сейчас у нас нет времени на длинные процедуры, но потом она попадет в руки к тебе и мисс Зул – и надеюсь, что вы сделаете из нее настоящую красотку…

Наша деммская графиня промолчала, а Лилия попросту прикоснулась пальцем к руке неподвижно застывшей вдовствующей императрицы, сказала «Крекс, Пекс, Фекс!» – и ту окутало облако золотистых искр.

– Готово, – сказала мелкая божественность, сдувая челку со лба, – теперь через месяц я жду ее к себе на серьезные процедуры, а сейчас позволь мне удалиться, у меня еще множество дел…

Так закончился краткосрочный визит вдовствующей императрицы Марии Федоровны в наше Тридесятое царство, означающий начало коренного переворота в российской политике. В отличие от обычных «старших братьев», у нас все делается быстро: одна нога здесь, другая уже там.