Алекс Шу - Начало пути

И вот я сижу в купе поезда, идущего в Москву. Грохочут колеса, за окном мелькают пейзажи, а я погружаюсь в собственные мысли.

Необходимо искать контакты с Машеровым и Романовым и другими честными и порядочными людьми в руководстве СССР. Только у них есть рычаги власти, дающие шанс изменить будущее и предотвратить грядущий развал Союза, умело подготавливаемый кукловодами на Западе и предателями внутри страны.

Сам я этого сделать не смогу. Нет никаких возможностей и шансов достучаться «наверх». Меня зафиксируют и уберут еще на подходах, при малейших попытках дойти до Романова или Машерова. Их гэбешная охрана не дремлет. Андропову сразу станет известно о моих попытках. А уничтожить или арестовать и выжать меня «досуха» для него не представляет никакой сложности. А как источник информации я для ЮВА бесценен. Поэтому даже не буду пробовать лезть к «небожителям» самостоятельно.

А с помощью деда — уважаемого в армейских кругах генерал-лейтенанта, можно попытаться. Тем более что он хорошо знает Петра Ивановича Ивашутина — начальника ГРУ и даже дружит с ним. И у меня имеются веские аргументы заставить Константина Николаевича поверить своему внуку. Немного волнуюсь, как он воспримет мои откровения, все-таки дед уже не молод, войну прошел. Может с инфарктом свалиться или попробовать придушить меня в запале. Те сведения, которые я собираюсь на него вывалить, не каждая здоровая психика выдержит.

Металлический грохот, сменяется пронзительным шипением. Поезд замедляет ход. Появляется длинный ряд зданий и увенчанная высоким шпилем ступенчатая башня Казанского вокзала. Подхватываю сумку, вежливо пропускаю попутчиков, и выхожу из купе. В проходе уже толкается народ с угловатыми чемоданами и набитыми вещами баулами.

Наконец, вместе с ворчливыми бабками с огромными сумками, галдящей молодежью, степенными семейными парами, колхозниками в кургузых серых пиджаках я продвигаюсь к выходу. Подаю пожилой женщине старый потертый коричневый чемодан, перевязанный лохматой серой веревкой и, спустившись на железную ступеньку, спрыгиваю на асфальт.

Оглядываю платформу. Мой взгляд скользит по потоку людей, в поисках деда.

— Лешка! — в сознание врывается знакомый до боли родной голос.

Поворачиваюсь вправо. Метрах в пяти от меня, быстро идет к вагону подтянутый мужчина лет 65-ти в темно-сером плаще, накинутом на черный костюм. Благородная седина серебрится на висках, в чуть выцветших голубых глазах сверкают веселые искорки, широкая улыбка преображает волевое и суровое лицо, превращая старого боевого офицера в деда, встречающего любимого внука.

— Деда, — горячая волна любви, нежной пеленой обволакивает душу. В пересохшем от волнения горле, набухает ком, мешающий свободно дышать.

Константин Николаевич снова жив, бодр и подтянут. А ведь в октябре 1991-ого года, я провожал его в последний путь, долго смотря в серое, похожее на маску оплывшее лицо и не мог поверить, что его уже нет. И что я больше никогда не увижу его теплые внимательные глаза, и не услышу энергичное «Здравствуй внук».

Утыкаюсь в лацканы его пиджака, пряча повлажневшие глаза. Обнимаю родного человека, жадно вдыхая знакомые еле заметные нотки сандала и бергамота «Шипра».

— Леша ты чего? — дед растроган и одновременно удивлен моей реакцией. Обычно я веду себя намного сдержаннее. Но тут не удержался. Да и кто бы из нормальных людей остался на моем месте равнодушным?

— Ничего, деда, ничего. Не обращай внимания, — бормочу я, продолжая сжимать его в объятьях.

— Внук с тобой точно все нормально? — дед пристально и вместе с тем чуточку обескуражено смотрит на меня.

— Да, — вздыхаю и отстраняюсь от Константина Николаевича.

— Тогда поехали, — командует дед, — Алина Евгеньевна уже заждалась.

— Так мне и сказала, — ухмыляется он, — отдала приказ доставить к ней внука немедленно. Она там уже блины печет, отбивные жарит, салатики режет. Мария ей помогает. Так что уедешь ты от килограмма на два потяжелевшим. Твоя бабушка не успокоится, пока все не съешь.

Мои губы невольно расползаются в ответной улыбке. Да бабуля у меня такая. Вечно ей кажется, что я оголодал на родительских харчах, и худой как узник Бухенвальда.

Подтягиваю сумку на плече и шагаю за дедом. Генерал-лейтенант, несмотря на возраст, бодр и энергичен. Мне приходится ускорять шаг, чтобы успевать за его быстрой пружинистой походкой.

— Как там папка? — интересуется дед.

— Служит, — вздыхаю я, — постоянно, то по командировкам, то в части пропадает. Недавно у него, правда, неприятности были.

— Какие неприятности? — улыбка пропадает с лица генерала. Он прихватывает меня за локоть и тормозит, разворачивая к себе. Жесткий, пронизывающий насквозь взгляд буравит меня. Мне даже на секунду становится не по себе.

— Да родители мне ничего докладывают. Но я краем уха слышал, что анонимку на него написали. Как на антисоветчика, критикующего власть и товарища Брежнева.

Стальное выражение исчезает из глаз деда. На секунду в них мелькает растерянность.

— Сашка?! Антисоветчик? Ерунда какая-то… — медленно произносит генерал. Он шокирован.

— Деда, ты не беспокойся. Все уже вроде разъяснилось. Отца полностью оправдали. И даже автора анонимки вроде нашли, — начинаю частить я, не дай бог, старик разволнуется, еще сердце прихватит, — сейчас у него все в порядке.

— Слава богу, — дед вытирает ладонью вспотевший лоб, — но все равно, почему же Сашка мне ничего не сказал? Вот паршивец. Ну ничего, приедем, я ему позвоню, пистон вставлю.

— А может не надо? — тихонько прошу деда, — а то потом пистон мне вставят. За то, что тебе рассказал.

— Не переживай, — ухмыляется Константин Николаевич, — я с твоим папкой воспитательную беседу проведу. Ишь чего удумал, секреты у него от отца родного. Быстро ему мозги на место верну.

Мы выходим на площадь, и направляемся к знакомой Волге «ГАЗ-24», сверкающей черной лакированной краской.

Крепкий и коренастый старшина делает попытку выйти из машины, но дед тормозит его предупреждающим движением ладони. Он садится рядом с водителем, а я с комфортом устраиваюсь на широком заднем сиденье машины.

— Привет Виктор, — протягиваю руку старшине.

Водитель широко улыбается.

— Здравствуй Алексей, — мою ладонь обхватывает здоровенная мозолистая лапа.

Виктор возит деда уже добрый десяток лет, и давно уже стал почти членом генеральской семьи. Он был моим первым учителем рукопашного боя, всегда терпеливо выслушивал мой детский лепет, давал советы, учил подтягиваться на турнике, а когда к генералу приезжали на дачу однополчане-ветераны, забирал меня с собой на рыбалку.

— Давай к нам домой, — командует дед. Старшина кивает, поворачивает ключ в замке зажигания. Машина оживает, мелко трясется, заводясь, и медленно трогается с места.