Геннадий Марченко - Второй шанс 2

— Это юный композитор, автор моей новой песни Максим…

— Варченко, — подсказал я Пугачёвой.

— Да, Максим Варченко, — улыбнулась Алла Борисовна. — И мама его…

— Надежда Михайловна, — теперь уже подсказал Стефанович.

— Надежда Михайловна, — на этот раз с извиняющимся видом, сделав свои выщипанные в тонкие дуги брови «домиком», улыбнулась певица. — У них поезд вечером, им просто податься некуда, вы не против, если они посмотрят, как снимается кино?

— Хм, ладно, посадим их в массовку, будут изображать зрителей. Вы как, не против?

Мы были не против, хотя интереснее было бы оказаться поближе к съёмочному процессу.

— Александр Сергеевич, у меня к вам ещё будет потом приватный разговор насчёт песни, которую написал этот юноша, — говорит режиссёру Пугачёва.

— Приватный? Что, неужто ещё одну песню в обход Зацепина хочешь втиснуть в фильм?

— Александр Сергеевич, поверьте, она того стоит. Я на днях привезу вам студийную запись, сами послушаете и убедитесь.

— Ладно, — вздыхает её собеседник, — после об этом поговорим.

Александром Сергеевичем, как выяснилось, оказался Орлов — режиссёр фильма с рабочим названием «Третья любовь». Понятно, что в итоге картина получит другое название, а именно «Женщина, которая поёт». В своё время я, ей-богу, ни разу не смотрел этот фильм, лишь случайно какие-то отрывки, так как творчество Аллы Борисовны меня мало интересовало. А теперь нам с мамой предстояло стать соучастниками этого действа, пусть даже мы и мелькнём в кадре в лучшем случае на секунду-другую.

Тем временем Орлов дал команду, в зал начали запускать зрителей, вернее, массовку, которой предстояло изображать публику. Нас посадили в седьмом ряду чуть правее центра, а через несколько рядов впереди нас уселся немолодой мужчина, чьё лицо показалось мне знакомым. Ну точно, это же актёр Николай Волков! Кажется, у него достаточно серьёзная роль в этой картине, вон как режиссёр, протиснувшись к актёру, о чём-то с ним говорит, активно при этом жестикулируя.

Ещё ближе к сцене несколько актёров изображают, видимо, жюри конкурса, среди них я узнаю ведущую «Музыкального киоска» Элеонору Беляеву. А Пугачёва и Стефанович исчезают за кулисами, видно, будущая Примадонна отправилась гримироваться. Тем временем левую часть сцены занимает оркестр с мощной духовой секцией, справа расположились клавишник, басист, гитарист и барабанщик за ударной установкой.

Проходит ещё несколько минут, из-за кулис появляется Алла Борисовна, подходит к Орлову. Что-то с ним обсуждает и вновь скрывается за кулисами. Наконец ещё минут через двадцать помощник режиссёра — пухлая молодая женщина — берёт в руки мегафон и даёт команду всем приготовиться.

Девушка с хлопушкой в руках встаёт перед сценой. На хлопушке мелом начерчены какие-то цифры и буквы, но отсюда мне трудно разобрать, что именно там написано. Следует команда режиссёра: «Мотор!», больше никаких «свет» или «камера», и девица хлопает дощечкой:

— Сцена восемьдесят восемь, дубль первый.

На сцене появляется актриса, изображавшая ведущую, а может, это и есть настоящая ведущая, которая объявляет:

— Анна Стрельцова, Москва.

Понятно, что Пугачёва открывает рот под фонограмму, но выглядит это настолько естественно, что создаётся полнейшая иллюзия живого выступления. Несколько камер направлены на сцену, одна снимает зрительный зал. По команде помощника режиссёра, когда Пугачёва заканчивает петь песню «Женщина, которая поёт», мы встаём и устраиваем овацию. Кошусь на маму — на её лице написан настоящий восторг, она аплодирует вполне искренне, даже кричит: «Браво!» И, честно говоря, мне приятно, что мама так счастлива, значит, пока я всё делаю правильно.

Оказалось, что массовке платили деньги, пусть и небольшие, на раз в кафе сходить хватило бы одному. На вокзал нас отвёз на своей «Волге» Стефанович, мы с ним сердечно попрощались, а утром были в Пензе. Дома мама в красках расписала итога нашей поездки собиравшемуся на работу отцу.

— В следующий раз я с Максимкой поеду, — заявил он. — Тоже хочу с Пугачёвой в кино сняться.

Приняв душ, я позавтракал, прикидывая планы на день. В училище я сегодня не появлюсь, на первую свою тренировку в этом году пойду завтра, писать сегодня роман что-то совсем не было настроения. У меня там как раз наступил момент в книге, над которым я начал биться ещё до поездки в Москву, и никак не мог придумать, как разрешить ситуацию. На свою первую в этом году тренировку я собирался в пятницу, по пропахшему потом залу соскучился неимоверно. Может, прошвырнуться по магазинам, поглядеть пишущую машинку?

Я оделся, сказал маме, что прогуляюсь, и отправился в сторону ближайшего магазина канцелярских товаров. Когда я увидел гордо стоящую в окружении механических «товарок» электромеханическую «Ятрань», у меня тут же ёкнуло сердце. О такой машинке можно было только мечтать. Цена, правда, кусалась, 392 рубля на дороге не валяются. Но когда вечером, скромно потупив взгляд, я расписал маме все прелести этой машинки, она без обиняков предложила снять со сберкнижки нужную сумму.

— Это же твои деньги, — говорила она, — вот и распоряжайся ими на своё усмотрение. Тем более машинка тебе не для баловства, а для дела, она — твой рабочий инструмент.

На следующий день после училища и перед репетицией я с четырьмя сотнями в кармане метнулся в канцелярский, и спустя пятнадцать минут выходил из него, гордо держа в руке тяжеленный ящик, внутри которого покоилась пишущая машинка. Дома с торжественным видом водрузил её на стол вместо прокатной, которую теперь нужно будет отнести Иннокентию Павловичу, заправил ленту, два листа 11-го формата с проложенной между ними копиркой и, собравшись с духом, стал набирать продолжение романа. С появлением новой машинки заминка в сюжете, над которой я бился несколько дней, исчезла словно сама собой.

В училище парни отказывались верить, когда я рассказал, что мы с мамой снимались, пусть и в массовке, в фильме с участием Пугачёвой.

— Ты уж ври, ври — да не завирайся, — хмыкнул Сорокин.

— Это я вру?! А давай поспорим!

— А как ты докажешь?

— Вот как фильм выйдет, сразу идём в кинотеатр и ждём эпизода с этим концертом. Мы там с мамой должны появиться в кадре.

— Замётано. А на что спорим?

— Я бы с тобой рублей на сто поспорил, но у тебя всё равно нет таких денег. Договоримся чисто символически, на пендель.

Так и порешили, наше рукопожатие разбил Серёга Стрючков. В пятницу я наконец-то, практически два месяца спустя, пришёл на тренировку. Помню, когда в новом году впервые переступил порог «Ринга» (как-то быстро соскучился по ребятам, по этой атмосфере и пропахшему потом залу), моё появление было встречено бурными выражениями восторга, а Храбсков тут же потащил меня в тренерскую, где со словами благодарности вручил сумму, одолженную в Ташкенте. На этот раз он озвучил информацию, которая показалась мне чрезвычайно интересной.