Владимир Ли - Сын императрицы. Дилогия [СИ]

Штурм и захват британской крепости обошелся большими жертвами обеих противоборствующих сторон — Лексею пришлось снять с кораблей почти треть экипажей в помощь немногочисленному десанту и именно матросы, не обученные близкому бою на суше, несли основные потери. Потом сам же передал русской кровью заплаченную цитадель союзникам — испанцам, — прежде не раз и безуспешно пытавшимся вернуть этот стратегически важный опорный пункт в самой горловине пролива. По сути, на блюдечке преподнес испанскому командованию столь ценный подарок, правда, высказал еще, что его флотом захвачена английская база в Минорке и ее он оставляет за собой. На претензию генерал-капитана Мануэля Годоя, что остров тоже их и надо отдать, Лексей ответил жестко, не побоявшись возможных дипломатических сложностей в будущем:

— Мы взяли эту землю в бою с нашим общим неприятелем без какой-либо вашей помощи и вправе считать его своим. С вас довольно, что вернули Гибралтар и ни один испанский солдат не погиб при том. А если не согласны — попробуйте отнять, думаю, вряд ли у вас получится!

Уже позже, зимой, Лексей получил послание от государя, переданное через Первого консула, с полной поддержкой принятых им мер с небольшим дополнением:

— Флоту нашему в Средиземном море быть, посему считаю нужным сохранить за собой не только Мальту, но и Минорку. С испанцами не без помощи французского друга договорился, заплатил Карлу IV отступные, теперь остров наш по законному праву. Оставляй эскадру и корпус Дохтурова на наших базах — они теперь будут здесь постоянно, — сам возвращайся скорее, не позднее весны, слишком много дел для тебя накопилось. О них сообщу по прибытию, лишняя огласка ни к чему.

Так что пришлось Лексею спешно передавать эскадру Чичагову и собираться в дальнюю дорогу. Прежних сомнений в отношении новоиспеченного вице-адмирала, назначенного императорским указом командующим Средиземным флотом, не осталось после удачно проведенной им баталии в бухте Неаполя. Быстро и четко заблокировал корабли противника в бухте, застав их врасплох, после перекрыл выход минными полями, на которых подорвались те, кто пытался прорваться в море. Удачно использовал не только миноносцы, но и подводные лодки — они тайно проникли в гавань и повредили часть стоящих на рейде вражеских линкоров. А после захвата фортов пробились к ним всем соединением, в прямом противоборстве тяжелых кораблей одолели с заметным преимуществом, хотя не обошлось без своих потерь. Наиболее пострадавшие суда — как собственные, так и трофейные, — затопили на рейде, они просто не выдержали бы обратный путь до французских портов в начавшемся сезоне штормов, с остальными в конце ноября вернулись в Тулон.

Выехал в дальний путь — более двух с половиной тысячи верст или полторы тысячи миль, как привычно Лексей переводил в морскую меру, — в конце декабря конным экипажем под охраной десятка десантников. Сопровождал их эскорт из полуэскадрона французских гусар, предоставленный местным командованием по прямому указанию консула в знак признательности за заслуги в южном море. Все хлопоты, выпавшие в дороге, приняла на себя французская сторона вплоть до границы с Пруссией. Как ни спешил Лексей, но приходилось останавливаться в крупных городах на несколько дней — местные власти устраивали чествование победителя неприятельской эскадры со званными ужинами и даже балами, а отказывать им не позволяла высокая политика, да и не хотелось лишать праздника уставших от бесконечных войн людей. Так что путь до Нанси — крайнего города перед Пруссией, — растянулся больше, чем на два месяца. Оставалось проехать почти столько же, а время уже поджимало, да и могли попасть в распутицу и не успеть к условленному сроку.

По немецким землям проехали почти без задержки, лишь в Берлине пришлось ждать аудиенции у короля Фридриха Вильгельма III. Пусть даже будучи проездом, но как официальное лицо — глава коллегии и член Государственного совета, — Лексей обязан был оказать почтение монарху союзной России державы. Так что провел в этом городе целую неделю в ожидании вызова в Шарлоттенбург — резиденцию прусских королей, объездил между делом его достопримечательности — старые замки и дворцы, городскую ратушу, Берлинскую оперу, церкви Святой Марии и Святого Николая, неспешно, сойдя с экипажа, прошел бульвар Унтер-ден-Линден от Бранденбургских ворот до реки Шпрее. Видел немало общего в их стиле с французскими строениями, впрочем, как и во всей Европе этого времени — везде царил пресловутый барокко с его вычурностью и роскошью, правда, в той же Франции все популярней становился более строгий классицизм. Лексея архитектурные тонкости особо не занимали, просто отдавал должное уважение мастерам, создавшим эти замечательные сооружения и здания.

Встреча с прусским правителем прошла в малом зале дворца скромно, тот вообще избегал помпезности и роскоши в отличие от своего отца, любителя женщин и разгульной жизни. Да и воинственностью молодой король не отличался, старался поддерживать с соседями нейтральные отношения. У Лексея после недолгого разговора с ним осталось какое-то неопределенное впечатление, даже заподозрил, что тот не от мира сего — уж слишком благочестивый и тихий, совсем не такой, каким должен быть глава государства, еще со времен Фридриха Великого подминавщего под себя все германские земли. Не проявил интереса к военной компании минувшего года, противоборству Англии и Франции, лишь проговорил с осуждением о длящейся уже более десяти лет войне в Европе:

— Люди предали забвению божьи заповеди, множат зло новым злом. Написано Матфеем — Возлюби ближнего твоего, как самого себя, не возжелай ему зла. Мы же идем войной на соседа, убиваем, грабим, а он отвечает нам тем же и нет тому конца.

С подобным пацифизмом среди монархов Лексей встречался впервые, даже не знал, что сказать Фридриху Вильгельму — не спорить же с ним о справедливых и несправедливых войнах! Да и посчитал, что тот сам прекрасно понимает о реальной жестокости мировой политики, больше лукавит или, что вернее, придуривается перед русским гостем, только зачем — не понимал. Постарался не задерживаться лишней минуты и скоро распрощался с этим чудаком, жалея о потерянном времени. А через две недели на землях бывшей Польши, теперь ставших прусскими, невольно вспомнил короля-пацифиста, когда столкнулся с его солдатами, грабившими небольшую деревеньку неподалеку от Познани. Не знал, чем провинились ее жители, возможно, за какие-то недоимки, но солдаты в буквальном смысле отбирали у них последнее, вплоть до ветхой одежды, обрекая их умирать в холодную зиму. Вмешиваться на чужой земле не имел права, так и проехал мимо, не сказав ни слова, а потом долго не мог отойти от злости и досады.