Валерий Красников - Кроманьонец [litres]

Дня через два после праздника первого поля я вечером спустился к реке. Увидел её сидящей на бережку. Возможна ли любовь с первого взгляда? Не знаю, но сердце тогда забилось, и, с чего разговор начать, я не знал. Присел рядом и молчал. Услышал тихое:

– Я Утаре…

Я так же тихо ответил:

– Лоло…

Она положила свою ладонь на мою кисть.

– Ты славный и смелый. С волками дружишь. Научишь меня?

Я кивнул, не веря, что всё так хорошо складывается. Спросил о татуировке на её запястье – там по кругу шёл ряд красных уголков.

– Мне пятнадцать. И каждый урожай отмечен здесь, – указала она пальчиком на уголки.

– А ваши мужчины? Они покрыты знаками по всему телу, что это значит?

– Любое событие остаётся с ними на всю жизнь. Чем их больше, тем лучше…

От Утаре я узнал, что в ту ночь, когда я «обернулся» волком, в степи, где племя собирало урожай дикой пшеницы, на Дарахта под утро напало что-то странное. Он не смог объяснить, описать то, что видел, но такие следы на груди и руках обычно оставляли голодные волки, время от времени нападавшие на одиноких путников в тех краях, откуда пришли её соплеменники.

Так я получил ответ на вопрос, задать который не сумел Яххе: был ли я волком на самом деле, или мне всё привиделось? Теперь понятен гнев шамана и его нежелание продолжать обучение.

Попрощалась осень с деньками бабьего лета, тёплыми, томящими пряно-горьким жарком осушенных трав, и вдруг поникла ненастьем. Захлестало с беспросветно хмурого неба. Из леса, как из бочки, запахло квасным духом преющей листвы.

Встречи с Утаре прекратились. Чужаки почти всё время проводили под крышами своих домиков. И я коротал дождливые дни у очага, мастеря новый лук. Давно хотел сделать такой же или даже лучше, чем у Зубров.

Первый снег выпал ночью. А утром над заснеженной степью и лесами раскрылись глубины студёной синевы. Той засобирался к Зубрам на Большую охоту. Я тоже ждал первого снега, хотел отправиться с ним. Снова пережить незабываемые эмоции, когда бурным потоком стадо зубров проносится мимо, азарт и ликование, понятные только охотникам. Но, узнав, что Люди, все мужчины племени, тоже пойдут, решил остаться.

Работая в сумраке землянки, я мечтал об Утаре, видел её образ, жил чувствами к ней. Не тосковал и не безумствовал, благодарил жизнь: она подарила мне нечто божественное, и я не мешал творившемуся в душе. Мужчину от мальчишки отличает присутствие ума, прежде всего, и сдержанность. Я терпеливо ждал, зная, чего именно жду, и верил: время придёт…

Той мой отказ принял спокойно.

– Духам виднее, – пробормотал он, прежде чем попрощался.

Проводив охотников, я взобрался на облюбованный холмик и стал наблюдать за посёлком Людей. Женщины ходили к реке, суетились у племенного костра, но рассмотреть издалека среди них Утаре мне не удалось.

Прихватив новый лук и колчан со стрелами, я отправился побродить по лесу. Волчицы на этот раз не увязались следом. Хоть и редко такое случалось, но бывало. Ушёл далеко. Вышел к молоденьким соснам. Сюда ещё не доходил. Прошёл метров десять, как под ёлкой в черничнике что-то забилось и загремело…

Тетерев!

Вслушиваясь в удалявшийся шум тяжёлых крыльев, я не переставал идти, поглядывая на деревья. В эту минуту стая тетеревов выпорхнула из кустов, мимо которых я проходил. Птицы опустились на ветки ближайших сосен и елей. Я остановился в нескольких метрах от одного из тетеревов, который, казалось, не обратил внимания на моё приближение. Не отводя от него глаз, нащупал стрелу с зарубкой на древке у оперения – так я метил стрелы с тупыми наконечниками, приладил её к тетиве, прицелился и выстрелил. «Вжик!» – стрела попала в цель, и птица свалилась на землю. Я не бросился тут же её поднимать. Искал других. Их оперение сливалось со стволами деревьев, но вскоре я заметил ещё парочку сидящих чуть повыше на другой ветке. Выстрелил – и снова попал! Хотя попасть в цель метров с десяти для меня уже давно не было сложным, но радости от удачного выстрела это обстоятельство не убавило. Подобрав стрелы и птиц, отправился назад, чтобы вернуться, пока солнце не село.

Добрёл к закату, в лесу уже было сумеречно. Услышал голоса и затаился, присев у старого дуба. Оказалось, женщины Людей бродят по опушке, собирают валежник. Я не хотел их напугать, поэтому продолжал двигаться скрытно. Может, судьба так распорядилась, но ближе других ко мне оказалась Утаре. На девушке были надеты длинное меховое платье и высокие чуни. Она собрала уже целую кучу веток, и я полагал, что вот-вот любимая уйдёт с ними в посёлок.

– Утаре, – тихо позвал я, и она услышала.

Обернулась, посмотрела, но не увидела. Я махнул рукой, и девушка, заметив движение, медленно пошла навстречу.

Её черные глаза блестели из-за ресниц. Поднявшись на носки и положив руки на мои плечи, она прошептала:

– Лоло, я так хотела увидеть тебя…

Всё засверкало вокруг, всё стало красивым, весь мир пел и кружился вокруг нас. И это от Утаре случилось такое чудо – она со мной, трепетная, тёплая. Дышал её красотой, пьянился её близостью, губами перед собой и тихим шёпотом:

– Люблю…

Десять счастливых дней, наполненных встречами с Утаре, пролетели быстро.

Вернулись охотники. Притащили трёх коров. Шумно стало у балки и у реки. Если в степи снег уже не таял, то у посёлка земледельцев скользкая земля липла к ногам, и Люди барахтались в тёмной жиже, среди остатков желтеющей травы, увязая в сырой чавкающей земле.

Мне хотелось быть там, среди них и делать с ними обычные дела: отнести в ледник кусок мяса, кинуть на грязевое месиво веток, просто посидеть у костра, послушать рассказы участников охоты. Но с волчицами появиться в посёлке я не мог, как и объяснить им, что идти за мной нельзя.

«А может, всё-таки пойти? Прямо к их вождю. Поговорить по-мужски, разобраться, чем я лично ему и племени не угодил. Волки мои – это ведь только предлог…»

Мысль замириться с чужаками мне понравилась. Вышел из «берлоги» и едва не столкнулся с Утаре. Сразу заметил, что её лицо припухло от слёз и что пришла она с каким-то тюком. Разволновался…

– Возьми. – Она протянула мне свою поклажу.

Забрал у неё тюк, и моя любимая, проскользнув мимо змейкой, вошла в землянку. «Дела…» – иду за ней.

Вижу её сидящей у очага, в глазах плещется тоска, Пальму гладит, скорее чтобы самой успокоиться.

– Расскажешь сейчас или потом? – Стараюсь придать голосу мягкость, а у самого мысли в чехарду играют: «Что могло случиться? Прогнали или сама ушла? Возможно ли это? Кто обидел и как?..»

– Сейчас. – Она глубоко вздохнула, смахнула со щеки слезинку. – Когда вернулись мужчины, мне стало грустно, что рядом не вижу тебя. Слёзы потекли сами, и я осталась в доме. Пришёл Пар, он уже давно на меня смотрит, и стал ругаться. Кто-то, должно быть, рассказал ему, что мы гуляли. Когда он схватил меня за волосы, я стала кричать. Мать и сестра услышали, пришли и заступились, потом позвали Бохирад, нашу знающую. Она сказала, что я должна уйти к тебе и больше не появляться среди Людей.