Владимир Тимофеев - Три кварка (1982-2012)

Впрочем, не так уж и много этих самых «всех» слонялось сейчас по площадке. Точнее, не слонялось, а было занято важными строительными проблемами.

Сторож кемарил в сторожке.

Пётр Петрович медитировал над чертежами в прорабской.

Водитель ЗиЛа щёлкал семечки и с задумчивым видом рассматривал сложенные штабелем доски.

Пёс по кличке Бузун охранял бак с отходами.

Дежурный электрик шарился по этажам возводимого здания, проверяя изоляцию скруток.

Краново́й с механиком курили на бровке возле склонившего стрелу МКГ[1] и на дурацкие вопросы типа «где здесь тачку найти?» отвечали по-пролетарски коротко: «Х… знает».

Дядя Коля, он же Николай Иванович Барабаш, он же просто Иваныч, вводил нас в курс дела и разъяснял суть поставленной начальством задачи.

Сам он, кстати, числил себя едва ли не самым главным на стройке. Причём, обоснованно, поскольку «и чтец, и жнец, и на дуде игрец». Мастер на все руки. Сварщик, каменщик, кладовщик, слесарь-сантехник, «работник метлы», немного геодезист, чуточку сметчик, всегда, в любой ситуации, «абсолютно точно» знающий, что, где и как. Вполне естественно, что, заметив на объекте придурковатых, ни черта не соображающих в жизни студентов, неугомонный Иваныч тут же взвалил на себя обязанности «опытного наставника». С его слов, работавшую здесь раньше бригаду срочно сняли с участка, перебросив туда, где ожидалась комиссия по недострою, а на её место воткнули «первых попавшихся». То есть, нас. Ещё не оперившихся недорослей, за которыми, как водится, глаз да глаз.

Местом для складирования кирпича дядя Коля назначил подвал. Там же нашлись и носилки, которые мы, естественно, сразу приспособили к делу. Трое из наших забрались в кузов, двое остались в «подполье», шестеро взялись за переноску.

Одним из носильщиков стал я, в напарники ко мне определили Шуру Синицына.

— Зараз больше двадцати не клади, — посоветовал я ему при первой «загрузке». — Каждый кирпич по три с лишним кило, замаемся, блин, таскать.

— Понял. Тогда давай класть двадцать один.

— Почему двадцать один?

— Число уж больно красивое. Во-первых, два плюс один — три. Во-вторых, при делении получаются ровненько три семёрки, — хохотнул Шурик, принимая из кузова кирпичи и укладывая их в носимую тару. — Ну а, в-третьих, сам понимаешь. Очко!

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Смотри только, собственное не порви, стахановец.

Жизненность этого замечания Синицын прочувствовал на первом же спуске в подвал, когда мы едва не навернулись с бетонной лестницы. Последняя ступенька оказалась ниже других и оступившийся на ней Шурик мало того, что поймал копчиком край носилок, ему на пятку ещё и кирпич свалился.

— Ох, ё! Больно-то как! — просипел напарник, изворачиваясь хитрым образом, пытаясь удержать равновесие.

— Энергия в обмен на время, — глубокомысленно заметил я. — Больше несёшь, шустрее роняешь.

— Это точно, — вздохнул Шура, перехватывая поудобней носилки. — Лучше и впрямь… лишнего не наваливать.

Когда мы вернулись назад к самосвалу, Синицын предложил на этот раз мне решать, сколько кирпича брать с собой в новую «ходку».

— Берем восемнадцать, — не раздумывая, объявил я. — Шесть поперёк, три вдоль, второй слой — перевязка.

— Логично, — согласился напарник. — Шесть блоков по три кирпича в каждом. Компактно и по весу подходит.

— Ну да, — закинул я пробный шар. — Шесть типов фундаментальных частиц. И все — трехкварковые барионы. Практически мультиплет.

— Мультиплет — это другое, — поморщился Шурик.

— Да какая, хрен, разница? Главное, что устойчивые.

— Это верно, устойчивые нести легче.

— Во-во. Как сказали бы теоретики, индуцированный распад протона нам на полпути не грозит.

Синицын внимательно посмотрел на меня, хмыкнул, однако спорить не стал. Видимо, не был ещё готов к подобной дискуссии. Или не посчитал нужным. Пока.

За час мы с Шуриком перетащили в подвал сто сорок семь кирпичей. Не густо, конечно, но остальные перенесли и того меньше — сто сорок и сто сорок два, хотя наваливали в носилки больше нашего. Зато и уставали быстрее — перекуривали каждый раз минуты по три, по четыре.

В итоге спустя ещё полчаса нас как «передовиков производства» отправили на минус первый этаж выполнять самую «интеллектуальную» и самую «творческую» часть работы — складировать кирпичи. Ровными «кучками», по 256 штук в каждой. Почему выходило именно по 256, фиг знает. Возможно, случайность. Но, возможно, и интуиция: будущие исследователи не могли не почувствовать здесь магию чисел. Два в восьмой степени, двоичное слово, байт, стандарт кодировки, минимальный независимо адресуемый набор данных. Главная единица хранения информации. Можно сказать… «кирпич». Краеугольный камень в основании всех цифровых технологий…

Когда третий по счету «каменный» байт был собран, Синицын неожиданно спросил у меня:

— Слушай, Андрей, а что ты имел в виду, когда говорил про распад протона?

— Ну-у, — протянул я, делая вид, что задумался. — В общем… эээ… Короче, смотри. Протон у нас самая стабильная частица из всех, срок жизни у него измеряется триллионами и триллионами лет. Однако если поставить его в определённые условия, типа, магнитным монопо́лем его приложить, то, сам понимаешь, протон в этом случае долго не проживёт. Один кирпич, то бишь, кварк, отправится в свободное плавание, два других закорешатся в пион, плюс позитрончик маленький образуется — вроде как выругались все трое от встряски. Почти как ты, когда под зад получил.

— Свободных кварков в природе не существует, — засмеялся Шурик, опровергая самого себя образца 2012-го. — И вообще, распад протона одной хромодинамикой не объяснить. У протона структура фрактальная, и барионное число должно сохраняться. Так что любой левый кварк должен моментально примкнуть к какой-нибудь мезонной группе, его отдельное существование невозможно в принципе.

— Невозможно, так невозможно, — согласился я, даже не пробуя возражать. — В нашем, Шур, случае, главное, не кварки-фракталы, а то, что кирпич тебе на ногу брякнулся. Ведь если бы не твоя нога, он бы на пол упал и, скорее всего, раскололся.

— И что?

— Спас ты его, вот что. И, значит, герой. Однозначно.

— Ага. А ногу мою тебе, выходит, не жалко?

— Нога заживёт, а вот кирпич хрен срастётся.

— Да ну тебя. Ерунду всякую говоришь.

— В каждой шутке, Шура, всегда имеется доля шутки. Хотя, в целом, ты прав. От больной ноги пользы нет. И никакой героически спасённый кирпич её не заменит…

На этом наш «научный спор» вынужденно прекратился — в подвал принесли очередные носилки.

Следующие двадцать минут мы работали молча, не отвлекаясь на лишние разговоры. Однако затем Синицына буквально прорвало. Как только подошло время вновь «перекурить и оправиться», он бросил на пол порванные по швам рукавицы и без затей «рубанул правду-матку»: