Владимир Тимофеев - Три кварка 2 (1982-2012). Правила отбора

Воскресенье. 14 октября 2012 г.

— А тут хорошо. Спокойно.

Лариса, закутавшись в одеяло, стояла на самом краю скользких мостков и смотрела на уходящую вдаль озёрную гладь. Ни волн, ни ряби, ни ветерка. Предутренний туман, поднимающийся от воды, делал её похожей на старинное зеркало, слегка мутноватое, колдовское, подёрнутое паутиной трещинок и царапин — то ли отражением не слишком ровного дна, то ли застывших на гладкой поверхности и никак не желающих утонуть травинок и веточек.

— Тебе не холодно?

Подошедший к девушке Александр Григорьевич заботливо накинул на её плечи ещё и куртку. Лариса невольно вздрогнула, но затем улыбнулась и прижалась спиной к обнявшему её мужчине.

— С тобой — никогда.

Они стояли так секунд сорок, наслаждаясь близостью и романтикой окружающей их природы. Свежестью осеннего утра, оглушающей тишиной Плещеева озера, лишь изредка нарушаемой одиночными всплесками где-то за кромкой тумана, тянущимися от леса запахами сырой хвои, смолы и опавших листьев… А вот цивилизации здесь не чувствовалось совершенно. Дрова в печи давно прогорели, а новых Шура решил не подбрасывать. Всё равно их требовалось сперва наколоть, потом занести в дом, топор в избушке отсутствовал, а идти искать его среди ночи Синицыну совсем не хотелось, да и необходимости не было. Профессору-физику и аспирантке-гуманитарию было тепло и без печки. А временами даже и жарко. Жарче, чем знойной тропической ночью на необитаемом острове, посреди огромного океана, где на тысячу миль на юг и на север, на запад и на восток ни единой живой души, только они одни, одни на всём белом свете. Мужчина и женщина. Нашедшие, наконец, свои половинки…

— Знаешь, Шур, я не была здесь лет двадцать, а ничего почти и не изменилось, — Лариса словно очнулась от грёз и указала глазами на растущие вдоль берега камыши. — Мы с папой ходили там, бывало, часами, искали, может, туда рыба какая-нибудь заплыла, а мама кричала с берега, чтобы мы выходили, а то простудимся.

— А вы?

— А мы говорили, что уже всё, идём, но не шли, а мама сердилась и обещала оставить нас без обеда, а ещё пугала, что нас унесут цапли, и тогда я и вправду пугалась и хваталась за папу, думая, что сразу двоих цаплям будет унести тяжело, поэтому они на нас не нападут… Боже, как давно это было. Как было тогда хорошо… — девушка тяжко вздохнула. В её словах чувствовалась неподдельная грусть.

— А сейчас? — голос мужчины звучал напряжённо.

— Сейчас? — Лариса потёрлась щекой о профессорскую щетину и зябко поёжилась, будто бы приглашая обнять её ещё крепче. — Сейчас тоже хорошо. Очень хорошо. Ты даже представить не можешь, как мне сейчас хорошо.

— Ну, почему не могу? Могу, — улыбнулся в ответ Александр Григорьевич. — Не одной же тебе быть счастливой. Мне тоже хочется.

— Правда?

— Правда.

— Тогда пошли в дом?

— Как скажешь…

И они пошли. Скользя по мосткам, смеясь и поддерживая друг друга. К виднеющейся в тумане избушке. Единственной ставшей на выходные жилой среди двух или трёх десятков разбросанных по берегу гостевых домиков.

Синицын знал, что туристы такое время не жалуют. Им подавай лето, когда тепло, или зиму, когда по замёрзшему озеру можно кататься на лыжах, снегоходах и буерах, или хотя бы весну, когда с каждым днём солнце светит всё ярче, распускаются листья, трава становится зеленее, а ночи короче… Сейчас же — увы, дожди, холодно, середина осени, «не сезон».

Однако Шура ничуть не жалел. Наоборот, он был благодарен Ларисе за то, что она вытащила его сюда из пасмурной скучной Москвы. За то, что они полдня гуляли по Переславлю-Залесскому, пусть и под зонтиком, зато вместе. Сидели в уютном кафе, восхищались старинными монастырями и храмами, фоткались на фоне многочисленных утюгов в «одноименном» музее, искали дорогу к ботику Петра Первого и гостиницу на берегу, затем долго грелись в машине, ожидая, когда им откроют домик и подсоединят его к электричеству, а потом была ночь, смятые простыни, горящий в печке огонь, играющие на стенах отблески пламени, тени на потолке и страстное «Да! Да! Ещё! Хочу! Ну же! Не останавливайся!..»

Наверно впервые за много лет Шура Синицын был по-настоящему счастлив. Счастлив безумно, и этому сладостному ощущению ничто не могло помешать. Ни морось, ни холод, ни знание, что уже сегодня надо возвращаться в столицу, по той же дороге, где сутками раньше они с Ларой попали в настоящую переделку, но всё же сумели из неё выпутаться. Вместе, как и положено…

— Не суетись. Просто следи за дорогой. Всё хорошо, ты никаких правил не нарушаешь, — успокаивал доктор наук вцепившуюся в руль Ларису. По её словам, она ещё никогда не уезжала на автомобиле так далеко от дома и потому побаивалась — вдруг что-нибудь случится с машиной или она сама запутается, куда ехать, и в итоге заедет куда-нибудь не туда.

— Заедем — выедем, эка печаль, — высказался по этому поводу Александр Григорьевич, но девушку это, увы, не приободрило.

— Ну да, тебе хорошо говорить, ты же не за рулём.

— Какие проблемы? Давай я поведу.

Однако и на это предложение — о! женщины — Лара не согласилась.

— Нет. Если ты будешь делать всё за меня, я ничему тогда не научусь.

— Хорошо, будь по-твоему, — пожал плечами Синицын. — Тогда я просто…

— Будешь командовать, куда ехать и когда поворачивать.

— Договорились…

Быть штурманом Шуре понравилось. Лариса слушалась его буквально во всём и любые команды выполняла беспрекословно. Правда, иногда слишком рьяно, не глядя ни в зеркала, ни на дорожные знаки, ни на разметку.

— Ну, ты же сказал правее, откуда ж мне знать, что там кто-то едет? — невинно хлопала ресницами автоледи после очередной «переставки», в «надцатый» раз едва ли не чудом избежав столкновения с попутной фурой-Нивой-Газелью.

В ответ профессор лишь возводил очи горе и продолжал терпеливо «руководить процессом».

Впрочем, примерно к сотому километру шоссе девушка всё-таки приноровилась к трафику и стала чувствовать себя намного увереннее, чем в начале пути.

А потом, уже в Ярославской области, трасса сузилась до двух полос, пошли непрерывные подъёмы и спуски, начал накрапывать дождик, и Лара вполне предсказуемо скинула скорость до минимума. Минут через пять за ней выстроилась целая очередь из желающих обогнать медлительную неумеху. Нежданная пробка рассасывалась почти четверть часа. Участков, где обгон разрешён, здесь было немного, а вот опасных поворотов и встречных, наоборот, с избытком, поэтому плетущиеся позади на манёвр решались не сразу, а когда всё-таки выполняли его, то, по всей видимости, испытывали просто нереальное облегчение и практически поголовно выражали эмоции экспрессивным размахиванием рук и нервными гудками клаксонов.