Андрей Посняков - Варвар: Воин Аттилы. Корона бургундов. Зов крови [сборник litres]

Впрочем, кому что нравится – хозяин, судя по всему, был от гостьи в полном восторге. Упав на одно колено, целовал ручку:

– О, Меления, о, краса очей моих, поистине, это именно про тебя сказал когда-то Вергилий… ум-м… как же это? М-м-м… Забыл! Сраженный твоей красотою, забыл, о прелестная Меления. Проходите же, проходите… вот, на почетное место… Садись, садись, друг мой Прокл, наконец-то выпьем с тобой, как в старые добрые времена, когда я еще не был женат и… Впрочем, прошлое мы вспомним попозже. А сейчас… Разрешите вам всем представить! Я так хотел – и я сделал! Мунус – гладиаторский бой, кои раньше устраивали цезари, нынче – только для вас, моих любезных гостей! Итак, смотрите же на него, смотрите, пока солнце не скрылось за облаками, пока не зашло, пока…

Затейник граф был, надо признать – хорош! И как говорил – Демагог отдыхает! А голос, голос – прекрасный, хорошо поставленный, баритон – звучный, открытый. Не как некоторые – не говорят, а сопли жуют или перекатывают во рту камни.

Магический, чарующий голос всадника Вириния Гетора, его сенаторская тога и недюжинное, надо признать, обаяние самым волшебным образом действовали на всех гостей, в особенности же – на худяшку Мелению, узкое личико которой все же можно было бы назвать если и не красивым, то вполне симпатичным. Да и грудь, если присмотреться…

Впрочем, пялить глаза узнику долго не пришлось.

– Вот он идет! – поправив тогу, возопил вдруг Вириний, указывая рукой на виллу. – Рыжий германский зверь! Сама смерть! Ох, и знатная же будет битва!

Радомир закусил губу: из-за деревьев как раз показался здоровенный, голый по пояс, верзила, огненно-рыжий, с руками, словно оглобли, с круглым германским щитом с большим серебристым умбоном.

– Это сам Тор! – не уставал петь эпитеты граф. – Языческий бог смерти!

Тор, конечно, не был богом смерти, но слова Вириния Гетора звучали так убедительно, что можно было поверить во все, что угодно.

– Против него – гуннский богатырь Радомир! – хозяин не уставал расхваливать бойцов, – Житель далекой северной чащи! Сейчас, любезнейшие мои господа, два дикаря будут биться для вас! И ставка в этой борьбе – жизнь!

– А как же Сенека, Тертуллиан, Августин? – неожиданно запротестовал лысый. – Они вовсе не зря осуждали гладиаторские игры, и сама мать святая церковь…

– Так у меня не игры, уважаемый господин Валерий, – повернув голову, Вириний обаятельно улыбнулся. – Просто кому-то из своих пленников я хочу подарить жизнь. И свободу! А так бы я казнил всех – ведь это враги!

– И к врагам нужно быть милосердным.

– Так это разве не милосердие? – королевский граф довольно опустился на ложе. – Один из них останется жив и свободен!

Лысый махнул рукой:

– Сдаюсь, сдаюсь, господин Гетор. С тобой трудно спорить!

– Так и я не заядлый спорщик, – Вириний не сводил взгляда с гостьи. – Просто привык говорить что есть. Итак, господа, – он обернулся к клиентам. – Может быть, кто-нибудь хочет сделать ставки? Их примет мой мажордом, прошу, не стесняйтесь.

– Ставлю денарий на рыжего!

– Два денария!

– Три!

– Вот три золотых, – обворожительно улыбаясь, протянула ладонь Меления. – Я поставлю их на того, кто в клетке… как его зовут?

– Радомир, моя госпожа, таково его варварское имя.

– Ра-до-мир, – женщина облизала губы. – Может быть, мы с ним еще встретимся.

– Вот уж в этом я не уверен, любезнейшая Меления, – расхохотавшись, граф поднялся на ноги и махнул рукой воинам. – Начинайте!

Вскочив на ноги, Радомир бросил быстрый взгляд вокруг… Оо-о-! Какой похотью, какой жаждой скандала и крови светились плотоядный глазенки гостей! Примерно так же, как у зрителей какого-нибудь пошлого телевизионного шоу… да они мало друг от друга и отличались – что эти гости, что россиянские телезрители – всем подавай потасовку, скандал и мясо, мясо, мясо!

– Убей его!!!

Едва подбежавший слуга отворил в клетку дверь, разом вскинулись гости:

– Пор-рви-и-и!!!

Оправдывая их ожидания, германец зарычал, словно дикий зверь, и, яростно укусив край щита, бросился в схватку.

Удар!

Радомир едва успел подставить клинок и тут же пропустил удар щитом в голову. Хорошо, хоть был шлем и плотный подшлемник. Однако в ушах загудело, и забрало сдвинулось куда-то в сторону, а детинушка вновь нанес удар, на этот раз угодивший в навершие щита. Отбив натиск, Рад поправил шлем… всего-то и отвлекся на какую-то секунду, а вражий клинок уже достал его грудь, раскровянил… Слава богу – неглубоко.

– Пор-рви! Пор-рви! Пор-рви! – при виде крови еще больше завопили зрители.

– Убей его, убей!

– Выпусти ему кишки, германец!

Снова град ударов! Соперник был мощным, словно дуб, огромным – раза в два шире Радомира в плечах и на две головы выше. Вот уж детинушка! Да еще зрители – ну, может быть, кроме худяшки Мелении – явно болели именно за германца, поддерживали криками:

– Пор-ви-и-и-и!!!!

Ладно… Рад тоже все-таки был не лыком шит, умел славно сражаться, да меч его, подарок братца Истра, недаром носил гордое имя Гром Победы!

Поудобнее перехватив меч, Рад резко уклонился в сторону, пропуская мимо себя сломя голову бросившегося соперника, и, в свою очередь, тут же перешел в атаку.

Резкий выпад… Клинок – вперед… Есть!

Враг вовремя уклонился, но все же Гром Победы уже попробовал его крови, прочертив по предплечью рваную бордовую полосу.

Германец взвыл, словно волк, и дико, по-бычьи наклонив голову, снова рванулся в атаку, обрушив на соперника целый град ударов, так, что тот только успевал отбиваться.

От звона мечей гудело в ушах, и холодный пот струился под шлемом, застилая глаза. А зрители орали:

– Смерть ему, смерть! Убей его, германец! Пор-р-рви-и-и!!!

У обоих бойцов уже кровоточили раны, так, царапины, вовсе не мешавшие биться, скорее даже наоборот.

Детинушка оказался опытным воином: видя, что первый натиск не удался, постепенно сменил тактику, перейдя от яростно-бездумных атак к вдумчивому выматыванию. Кружил, поигрывая мечом, словно высматривающий добычу стервятник. Оп! – нанес резкий удар. Радомир был начеку, отбил вражеский клинок, сам ударил… звякнули мечи, скрежетнули… противно-противно, словно пальцем по запотевшему стеклу или по школьной доске – ногтем.

А зрители уже устали ждать – это было видно. Кто-то начал есть, кто-то торопливо опрокидывал в себя кружку за кружкой, слово боясь, что у него отнимут это вино, не дадут вусмерть упиться.

– Давай, германец! – подойдя к арене, заорал Вириний Гетор. – Покажи, на что ты способен! Порви этого недотепу!

– Пор-рви! Пор-р-ви!!! – эхом подхватили зрители.

Кто-то – слышно было – закашлялся, верно, подавившись костью.

Выбирая удобный для нападения момент, соперник ходил по краю арены, меряя босыми ногами песок. Да, гладиаторы не зря сражались босыми – так ноги меньше скользили. А вот Рад этот момент не учел, не разулся, о чем теперь жалел, да поздно. Противник откровенно щерился, видел, еще немного, и Радомир устанет, и рано или поздно совершит роковую ошибку. Ждал. Зыркал глазами, поигрывая окровавленным клинком.