Андрей Посняков - Сокровище государя [litres]

– Инвестиции! – покорчив в зеркале рожи и показав сама себе язык, ушлая девчонка несколько раз повторила это слово – инвестиции. Да уж, слово было солидное, ученое – его, верно, из простых людей мало кто знал.

Из простых… Она ведь, Марта, тоже из простых, из грязи. А будут деньги, можно будет и дворянский титул купить! Вместе с земелькой. И станет она – баронесса. Баронесса Марта Элеонора фон… фон… Ну, где землица будет – там и фон. С таким-то титулом – и замуж можно. Хоть за этого русского – а что? Господин, что надо – всем пригож. Только вот в Московию с ним ехать – не больно-то надобно. Здесь использовать – да.

Марта вдруг замерла, опустив пушистые ресницы, прикрыла глаза… Представила, как вот сейчас войдет в покои хозяин, Эрих фон Эльсер… или как-то там его еще? Но это ж неважно, совершенно неважно, да. Просто войдет, окатит веселым синим взглядом, от которого сразу в дрожь. Приблизится, поцелует… горячо, горячо, жарко… а потом, потом… проникнет под платье, начнет ласкать грудь… Ах, как приятно чувствовать сильные мужские руки, ощущать их всем своим телом! Как они гладят, гладят, мнут… И совсем скоро дыхание вдруг станет неуловимо тяжелым, а внизу живота вспыхнет, поплывет горячая любовная радость.

Порозовев – ну, надо же! – красотка закусила губу, погладила себя по бедрам, провела язычком по призывно раскрытым губам… Ну, ведь правда и есть – красивая же, да! И еще – вовсе не дура. Нет, не дура, нет.

– Ой, что это мы делаем?

Девушка вздрогнула, увидев отразившегося в зеркале господина. И как это он так незаметно вошел? Или она сама задумалась, увлеклась – не заметила.

Сделав строгое лицо, Марта вмиг обернулась:

– Хозя-и-ин…

Хозяин явно был пьян! Шатался, зыркал глазами, заговаривался… И разило от него вовсе не пивом или вином, а сивушным деревенским шнапсом!

– А я сегодня в порту был, – завалившись на кровать прямо в одежде и обуви, пьяно промолвил Бутурлин. – Провожал. Прощался, да! Прощался со своей любовью… Ты хоть ведаешь, что такое любовь, дева? Хэк… Да откуда тебе… Если и ведаешь, так только продажную. Ну, что встала-то, э? Давай, снимай с меня сапоги… ж-живо. Видишь, твой господин нынче уставший. Ну! Снимай же!

– Да-да, господин.

Склонившись над лежащим, Марта быстро сняла сапоги и принялась расстегивать куртку…

– Сейчас, сейчас… сейчас спать будете. Выспитесь, и все будет хорошо… А вот снимем камзол, ага…

Служанка склонилась так низко, что в декольте проглянула аппетитная грудь… кою пьяный Никита Петрович тотчас же схватил руками! Схватил без всякого политеса, грубо и нагло… В конце-то концов, чего церемониться с простолюдинкой?

– Давай раздевайся… Да поживей! Живей, я сказал!

С пьяной ухмылкой Бутурлин дернул разрез платья, разорвал, обнажая трепетную юную грудь… И тут же получил по морде! Смачную такую пощечину – бумц!

– Ах, ты так, да? – обиженно отвалился «фон Эльсер». – Ну и пошла тогда! Вон, говорю… На улицу, прочь! И я этого… я того… я…

– Ну и уйду! – переодеваясь в мужской костюм, Марта глотала слезы. – Если так… уйду. Я тоже человек… а не скотина…

Бутурлин всех этих сентенций не слышал – спал, похрапывая, да и в ус себе не дул.

Он проспал весь вечер и еще утро, проснувшись лишь в полдень, когда в церкви Святого Петра ударили в колокол, а неугомонный солнечный лучик ударил в глаза.

– Марта! Марта, душа моя. Ну, что ж ты шторы-то не завесила? Марта! Да где ж ты, эй…

Никита Петрович вдруг осекся, вспомнив вчерашний вечер. Да-да, вспомнил – и покраснел от стыда. Как он вел себя… как был груб с Мартой – зачем? Зачем он обидел эту славную девочку? Хм… обидел… Мало того – прогнал! Ну да, прогнал – иди куда хочешь. Как же он мог-то так? Вот ведь скот! Поистине скот… Ну, напился, да – причина на то имелась. Но пьяный-пьяный, а разум-то надо иметь.

О-ой, господи-и-и… Теперь ведь ничего уже не изменишь, увы!

– Господи-и-и… – сев на кровати, Бутурлин обхватил голову руками. – Господи-и-и…

Сидел, выл, раскачиваясь из стороны в сторону, словно игрушечный китайский божок. Переживал.

Не слышал даже, как скрипнула дверь, как чьи-то легкие шаги прошелестели по анфиладе…

– Господин… Я принесла вам пива. Купила в таверне баклажку, ага.

– Пива? – увидев перед собой Марту, Никита Петрович не поверил глазам.

Девчонка смотрела на него без всякого укора, даже с улыбкою, что так шла к ее серым сияющим глазам. И еще – ямочки на щечках, такие милые, как-то Бутурлин их раньше не замечал. Да вообще многого не замечал, так выходит…

Служанка нынче была одета иначе, не так, как всегда. Вместо скромного серого платья – черная широкая юбка, пояс, белая сорочка с вышивкой, короткий бархатный жилет красивого темно-красного цвета. Волосы забраны обручем… Ах, красавица, ах!

– Марта, ты меня прости, милая… Я тут вчера…

– Ах, оставьте, мой господин, – девушка покачала головою. – Я уж ничего и не помню. Да и не сильно-то вы и буянили, к слову сказать. Быстро ко сну отошли.

– Ах, милая… ты точно не сердишься?

– Ну, сказала же – нет.

– Ну… коли так – вот и славно!

Повеселев, молодой человек выдул с полбаклажки свежего пива и, чмокнув служанку в щечку, побежал умываться. Да, душа его еще не совсем оправилась от удара, однако горевать – как и пить – сейчас было некогда. Впереди еще ждали важные и безотлагательные дела.

Окончательно придя в себя, Бутурлин отправил Марту на рынок:

– Купишь чего-нибудь на ужин, ну и так… посиди где-нибудь, выпей бокальчик вина или кружечку пива. А, главное, послушай, что там говорят о нападении на ту мызу. И если вдруг упомянут некоего Лихого Сома…

– Я знаю Лихого Сома, господин. Это ж разбойник, беглец! Помнишь, я служила у французского рейтара.

– Ах да, да, – рассмеялся Никита Петрович. – Тогда что уж тебе говорить.

Девчонка прищурилась:

– Так вы все же думаете, что Лихой Сом где-то здесь, в Риге?

– Понимаешь, кое-что наводит меня на эту мысль, – чуть помолчав, признался «господин капитан». – Абордажная сабля… весьма необычные раны, да… Думаю, Лихой Сом, по всему – моряк. А куда моряку бежать, как не к морю? А где ближайшие к смоленским верфям порты? Так Рига да Ревель.

Отправив Марту добывать сведения, молодой человек и сам не стал сидеть сиднем, а заявился на службу – уж пора было себя показать. Граф Людвиг фон Турн, генерал-лейтенант кавалерии, лично привел на учебу недавно принятых на службу ополченцев – чиновников из ратуши, судейских и прочих канцелярских крыс. Ныне вся эта публика грозно топорщила усы, хвалилась друг пред дружкой недавно приобретенной экипировкой и вообще выглядела весьма воинственно… правда, вот о военном деле представление имела весьма скудное. Конечно же, ни о какой коннице речи покуда не шло – всех этих людей отобрали в пехоту.