Андрей Посняков - Сокровище государя [litres]

– Дядечка, миленький! Не надо мне ничего протыкать! – упав на колени, взмолилась пленница. – Ты уж мне помоги, сделай милость… а я… я уж все, что тебе надо… все, что смогу… Я во всем, во всем сознаюсь… Только ты вели мне поесть принести… и попить… и еще одежку какую-нибудь. А то я вся замерзла, вон какая холодная… дотронься сам… посмотри…

Похоже, ничто человеческое было тюремщику не чуждо. Поднявшись на ноги, он протянул руку сквозь прутья клетки… потрогал ведьмочку за плечо… погладил по спинке… облизнулся…

– Ах, брат Готлиб… ты такой сильный… – облизав пересохшие губы, прошептала Марта. – Я так люблю сильных мужчин…

– Ах, дщерь! – отскочив, неожиданно возопил здоровяк. – Искушаешь? Ну, поглядим… ну-ну…

Выхватив из-за пояса плеть, он ураганом ворвался в клетку и принялся охаживать несчастную девушку, бил не разбирая куда…

– Да я… нет. Нет… не над… Ты же полон святости, брат Готлиб… не так? – перехватив занесенную над собой руку, Марта отважно заглянула экзекутору в глаза, прижалась упругою нагой грудью.

– Так… – словно заговоренный, тюремщик опустил плеть… Вот уж и впрямь – дьявольское наваждение!

– А раз так… то если ты сейчас овладеешь мной – то и я приобщусь к святости… Так?

Хитрая девушка еще сильнее прижалась к тюремщику всем своим трепещущим истерзанным телом.

Брат Готлиб все же был живой человек… не содомит, ничуть…

Ах, каким жарким поцелуем наградила его Марта! Еще бы… ведь от этого сейчас зависела ее жизнь.

– Вон там, в углу, солома… Выпусти меня… И вели… еду и одежду…

– Велю… сам принесу, ага!

Поддался брат Готлиб на женские чары. «Поплыл». Сбегал. Принес. Простое серое платьице и целую корзинку еды. Ворвавшись в клетку, схватил пленницу за руку, вытащил, бросил на солому, сам не свой от охватившей его страсти…

– Ложись, брат… я сама сделаю всё… Вот повернись-ка… Ах, какой ты…

Марта саданула тюремщика чурбаном по башке! Как и сумела поднять? Впрочем, не такой уж он оказался тяжелый. Не тюремщик – чурбан. Брат Готлиб – тот как раз тяжело осел после удара… Но ничего такого – сердце билось…

Что ж! Теперь дело за малым.

Живенько натянув платье, девчонка бросилась к двери… И застыла при виде вошедшего человека в длинном бордовом плаще и черной широкополой шляпе.

– Ну, здравствуй, краса моя, – сняв шляпу, галантно поклонился вошедший. – Похоже, я вовремя…

– Эрих? Тьфу… Какой Эрих? Никита! Никита… ты?

Взвизгнув от счастья, Марта бросилась Бутурлину на шею…

– Ты… как здесь? Ты…

– И я рад тебя видеть, – успокаивая, Никита Петрович с нежностью гладил девушку по спине. – Исхудала, бедняжка… ишь… Ничего, подкормим… иконка царская где?

– И-и… царская?

– Да-да… Государь Алексей Михайлович очень о ней беспокоится. Собственно, я из-за нее и…

– Верну, – шмыгнув носом, уверила Марта. – Спрятана. Я покажу, где… Правда, есть еще один мальчишка…

– Если ты о Марвине – так именно он меня сюда и привел.

Великий государь Алексей Михайлович принял Бутурлина в ратуше только что отвоеванного у шведов Дерпта – древнего русского Юрьева.

В походном верховом кафтане – чюге, накинутом поверх зипуна, с непокрытою головой, царь махнул рукой рынде:

– Дворянский сын Бутурлин, говоришь? Пропустить.

Войдя, лоцман поклонился в пояс:

– Надежа государь…

– Ну? – Алексей Михайлович нетерпеливо притопнул ногой, обутою в сапог зеленого сафьяна. – Порадуешь чем, Никита?

– Вот! – выпрямив спину, Никита Петрович вытащил из кошеля иконку в золотом окладе – список Тихвинского образа Божьей Матери – и благоговейно протянул царю. – Вот, государь…

– Уважил… – поцеловав икону, государь осторожно положил ее на длинный, покрытый синим сукном, стол. – Ой, уважил, Никитушка… Проси чего хочешь! Только полковника не проси – пока тебе и майора хватит. «Нового строя» полков ведь не напасешься, верно? А вот насчет землицы…

– Я не за себя, государь… – потупив было взор, Никита Петрович дерзко вскинул голову. – Девица одна есть, немецкой лютеранской веры… Она образок сей спасла и для тебя, государь, хранила… Без нее б… не знаю, как было!

– Девица, говоришь? – прищурился царь. – Немка? Ну… немцев нам много служит верой и правдою. Вот хоть Лесли, генерал…

– И она… верой и правдою… Ей бы, государь, землицы чуток где-нибудь возле Юрьева… А то издержалась вся…

– Землицы, говоришь? Ну-у… у Юрьева, положим, не дам – вся расписана… – Алексей Михайлович задумчиво погладил бороду. – А вот возле Царевича-Димитрова – дам!

– Это у Кокенгаузена…

– Да, да. Там. Воеводой там – Ордин-Нащокин, добрый твой знакомец. Вот к нему и поезжай. Опосля в приказе поместном землицу по слову моему уладишь.

Землицы Марта получила изрядно, в чем ей немало помог Никита Петрович, после всего вновь отправившийся пред ясные царские очи за новым заданием. Правда вот, крестьяне за время войны почти все поразбежались, да мельница и сам господский дом требовали ремонта… Чем и должен был заняться назначенный управляющим Марвин, не устающий вздыхать о полном разорении. Однако же доброе настроение новоявленной помещицы нынче не могло испортить ничто!

– Это ничего, что разор, главное ведь – земли! А земли тут, друг мой, немало – и по ее количеству я нынче могу запросто претендовать на баронский титул!

– Но ты же…

– Да, я женщина, и не вдова! Но ведь тут особый случай, – убежденно пояснила девчонка. – Его величество русский государь пожаловал здешние земли именно мне, о чем имеется грамота. Война рано или поздно закончится, и тогда…

– И тогда, ежели Кокенгаузен останется в новых пределах России – то все хорошо, – усмехнулся мальчишка. Все ж он умел иногда рассуждать по-умному – нахватался у своей доброй подружки. – А если по мирному договору Кокенгаузен и все земли вновь вернут Швеции?

– Тогда будем судиться! – Марта хмыкнула. – Ну… половину землицы я, конечно, верну прежним хозяевам… даже, может быть, две трети придется отдать. Но титул-то будет! Останется… А с титулом можно и замуж… я знаю за кого… Да! Марвин! Как только заключат мир, отправишься в Ригу.

– За модными шляпками?

– И за ними тоже. А заодно заглянешь в порт, на таможню. Узнаешь, что за кораблик такой – «Пестрая медуза». Кто капитан да куда отправился?

Не стреляйте! Не стреляйте! Мы сдаемся! ( нем .)