Марчин Вольский - Реконкиста

Минут через десять мы добрались до более ухоженной части объекта. На стенах появились рельефы, достойные самых лучших кадров из " Парка юрского периода ", на следующий этаж вела вполне себе нормальная лестница, на средине перегороженная решеткой. В щели считывателя горел пурпурный свет. Я сунул ключ. Решетка не открылась, зато освещение вспыхнуло живее, пронзительно завыла сирена. Мы бросились назад, к складам. У меня теплилась надежда на то, что нас примут за обычных воров.

– Стоять! – громко прозвучало на языке nahuatl , дорогу нам загородил рослый ацтек, уже поднимающий известный нам парализатор.

Я выстрелил с бедра, и охранник свалился, словно подрубленный дуб. Другого, который выскакивал из коридора, Фушерон ударил кинжалом. Что было сил мы побежали назад. Потом по лестница в лифтовой шахте наверх. Вот только кавардак ниже и выше нас указывал, что мы попали между молотом и наковальней. Если в нас до сих пор не стреляли, то, похоже, лишь потому, чтобы не поразить кого-то из своих. Тогда я вытащил чеку одной из гранат Мардину и бросил в штольню. Снизу дошел грохот взрыва, шум утих. Увидев открывающийся пустой коридор, мы, не колеблясь, прыгнули туда, нагоняемые свистом наконечников.

Обилие крыс и человеческих фекалий свидетельствовало о том, что мы на верном пути к выходу. Вскоре замаячила внешняя плита, и на высоте моих глаз появилась щель считывателя. Я достал ключ, вставил в отверстие.

И ничего!

Я перевернул "ключ" вверх ногами и повторил попытку. К сожалению, плита не уступила. То ли мы ошиблись коридором, то ли во время неудачной попытки открыть решетку, ключ Альваро подвергся нейтрализации.

– Господа, не позволим взять себя живьем! – воскликнул Фушерон.

– Задержи их хотя бы на минуту, Андре, – выкрикнул де Лис.

Не теряя самообладания, он присел у двери и начал устанавливать под ними принесенную нами взрывчатку. Пробьет ли для нас взрыв путь наружу? Хватит ли взрывчатки? Я поискал взглядом Мигеля. Большая часть зарядов была в сумке аравака. Но индеец исчез.

Нападающие приближались со всех сторон. Они крались будто коты. Только своего присутствия скрыть не могли. Осознавая то, что мы вооружены, они не желали рисковать вступать с нами в бой. Нет, они предпочитали воспользоваться своим техническим перевесом. Возле нас с грохотом упали резервуары с газом. Прежде, чем кто-либо из нас успел вытащить нашт самодельные маски, мы, без сознания упали на каменное дно туннеля.

Просыпался я медленно, словно медведь от зимней спячки. Мне казалось, будто бы я выплываю из чрезвычайно глубокого омута. А мог ы это быть колодец времени? В глаза ударил яркий свет. Наконец-то! Я в клинике Розеттины. Наконец-то я вышел из состояния проклятой нирваны, сейчас обниму Монику, а доктор Мейсон скажет, что операция завершилась удачно.

– Приветствую, – услышал я краткое приветствие по-испански. – Ты долго спал.

Я приоткрыл веки. К сожалению, говорящим не был никакой не кастильский доктор-анестезиолог, находящийся на стажировке в Розеттине, ну а толстая ayata , ткань из сизалевого волокна, на которой я лежал, никак не походила на гигиеническую простынку в самой дорогой из итальянских клиник.

– Итцакойотль, – указывая на себя, сообщил индеец в серебристых одеждах.

– Деросси, – ответил я, сориентировавшись, что руки и ноги у меня связаны.

– Ты наш пленник, – продолжал хозяин мелодичным, выдающим огромное достоинство и внутреннее спокойствие голосом. – Отвечай на вопросы и избежишь ненужных страданий.

– Вопросы? Что вы хотите знать? – вежливо ответил я, готовый вести беседу, лишь бы только потянуть время.

– Как ты сюда добрался, откуда в вашем распоряжении оказалось оружие и инструменты, которых вы ни в коей степени не могли бы знать?

– Я всего лишь моряк… – отвечал я, удивляясь собственному испанскому языку. В ХХ веке, да, я пользовался наречием Лопе де Веги, но весьма слабо. – Я простой моряк, и ни в каких инструментах, кроме музыкальных, не разбираюсь.

– У тебя совершенно не моряцкие руки, – перебил меня ацтек, явно довольный тем, что прихватил меня на лжи. – Судя по ладоням, ты можешь быть мудрецом или священником. Для тебя было бы лучше священником не быть.

– Я не священник, – попытался улыбнуться я.

– Тогда скажи, сколько вас прибыло в Священный Город.

– Трое, со мной трое…

– А хорошо ли ты умеешь считать, итальянский гений? – акцентируя последние слова, спросил Итцакойотль, видя же мое изумление, прибавил: – Думаешь, что находясь здесь, на отшибе, мы ничего не знаем о широком свете, не имеем шпионов среди испанцев, не читаем книг? Через пару дней после уничтожения вашей штаб-квартиры в сердце Галлии наша разведка захватила неподалеку от зараженной зоны солдата по имени Лусон, который, перед тем, как с него содрали шкуру и вырвали внутренности, оказался очень даже разговорчивым. Он рассказывал о вас, maestro , о ваших экспериментах и необычных концепциях, свидетельствующих, что вы обладаете большими знаниями, чем все ученые вашего мира, вместе взятые. Скажу откровенно, уже тогда мне хотелось познакомиться с кем-нибудь, столь же умным.

– Благодарю за комплимент.

– К сожалению, не все разделяли мою уверенность в том, что вы отважитесь сюда прибыть. Кроме того, всякий раз, когда доходило до столкновения с вашей экспедицией, считалось, будто бы проблема решена. Сначала в заливе, потом на плоскогорье. Только я ведь чувствовал, что мы встретимся. Кто ты такой? Как там тебя называют? Il Cane? Ты всего лишь одаренный чрезвычайными приметами смертный или, возможно, пришелец из другого мира?

Догадываясь, как он отреагировал бы, если бы открыть ему правду, я, на всякий случай, промолчал.

– Если ты будешь со мной откровенен, европеец, если захочешь для нас работать, я защищу тебя перед неизбежной казнью, ты сохранишь жизнь и даже станешь свидетелем нашего общемирового триумфа. Но если же ты упрешься и откажешь… Жрецы Уицилопочтли с большой охотой собираются взяться за тебя. И тогда весьма скоро твоя кровь оросит жертвенный камень, твое же сердце послужит во славу Живого Воплощения Солнца.

– Ты спрашиваешь меня, кто я такой? А кем являешься ты, Итцакойотль?

– Ученым и главой клана Койота, – ответил тот. – Десять лет назад я на целых пять лет отправился жить среди испанцев, чтобы узнать ваш способ мышления, ваши планы и то, чем вы руководствуетесь в своих поступках. Тогда бывал я в Монтеррее и Веракрусе, знаю Гавану и Картахену.

– Ты ненавидишь нас?

– Ягуар не обязан ненавидеть медведя. Как-то по-своему он может его даже ценить. Тем не менее, если они очутятся в одной клетке, один зверь должен загрызть другого. Земля – точно такая же клетка.