Сергей Лифанов - Держи на Запад!

Никогда раньше я не слыхал о паркезине. Надо полагать, этот самый Паркс прославиться так и не сумел, хотя и первое слово в производстве пластмасс все-таки сказал. Или не первое? Я мысленно укорил себя, что практически не интересуюсь, что там сейчас творят химики.

— А они только вот такие шары производят? — пробормотал я. — Пленки они не пробовали делать?

Из ранних пластмасс я помнил только эбонит и целлулоид. Какое отношение паркезин к целлулоиду имеет, я совершенно сейчас не имел понятия, но подозревал, что непосредственное.

— Нитроцеллюлоза там каким-нибудь боком используется? — спросил я. — Не в курсе? Эх, надо поискать в магазине книжек по химии, а то я если что и знал, то уже давно забыл. Нитроцеллюлоза, нитролаки… тринитротолуол… хотя что я, зачем нам взрывчатка?

— Какая взрывчатка? — переспросил Ричард.

— Тринитротолуол, — повторил я.

— Тринитротолуол, — сказал Ричард, — это желтая краска для текстильной промышленности. Не очень хорошая, нестойкая. В Германии производят. Я, знаешь, последнее время про краски много читаю, чтобы еще на какую-нибудь парижскую зелень не нарваться.

— Тринитротолуол, — зачем-то объяснил я, — это очень хорошая взрывчатка. Не взрывается от любого чиха, как нитроглицерин.

— Почему же немцы об этом не пишут?

— Засекретили, может быть? — предположил я.

Слегка заинтригованный моими словами Ричард записал себе в блокнот памятку поинтересоваться на досуге тринитротолуолом, а я тем временем вскрыл долгожданное письмо из Форт-Смита. Я сразу узнал каллиграфический почерк мисс Мелори; она передавала приветы от всей нашей Пото-авеню и интересовалась, не могу ли я по дороге в Арканзас завернуть в Иллинойс.

Я тут же вспомнил свою бабушку, которая полагала, что если я еду из Москвы в Нижний Новгород, то могу по дороге завезти гостинчик в Астрахань – «это же рядом, на Волге!». От мисс Мелори я ожидал лучшего знания географии, и вот на тебе…

Но сразу стало ясно, что мне из Миссури ближе съездить в Иллинойс, чем миссис де Туар из Форт-Смита. В городке немного севернее Каира отыскались следы Сильвии Мур, внучки нашей домоправительницы.

В декабре 1864 года генерал Эдвард Кенби отдал приказ об эвакуации из Форт-Смита беженцев. Приказ был вызван военной необходимостью, в сложной обстановке и при плохом снабжении федеральное командование не хотело брать на себя заботу о сотнях гражданских лиц. Проще было выслать. И выслали. Триста человек, в основном женщины и дети, были пароходом отправлены из Форт-Смита в Наполеон, там их погрузили на другой пароход и выгрузили в Каире, где посадили в поезд и отправили в Спрингфильд, штат Иллинойс. Однако запросы, которые ранее посылала миссис де Туар в Спрингфильд, возвращались с отрицательным результатом: Сильвии и Джека Мур в Спринфильде не было. И в Каире не было. Да и вообще, каких-то списков прибывших беженцев и мест, где их распределили, тоже не было. Кому какое дело, сколько людей прибыло и куда они потом делись? И только совсем недавно лютеранский пастор из Спрингфильда, порасспросив местных жителей и тех беженцев, которые остались в его приходе, составил что-то вроде такого списка – для людей, которые забрасывали его письмами с просьбой помочь в розыске родных. Нашлись упоминания и о Сильвии Мур: она, оказывается, до Спрингфильда не доехала, ее выгрузили из поезда с умирающим братом. Искать ее теперь следовало в городе Вандалии. И, право же, розысками девочки куда проще заниматься молодому мужчине, чем старой больной женщине, а я не так сильно занят, чтобы с чистой совестью отказаться от просьбы. Я и не стал отказываться, крюк и в самом деле не такой большой, с учетом наличия железнодорожного транспорта.

Поэтому я отправил остатки своего барахла почтой, чтобы двинуть в Иллинойс налегке, попрощался с Фицджеральдами, а с Дугласом и прощаться не пришлось, он по обыкновению как-то незаметно растворился где-то в Канзасе. Барнетт на прощание пообещал заехать в Форт-Смит, посмотреть, как там живется. У меня создалось стойкое ощущение, что ему скучно, и он не знает, чем заняться. Не может же быть, чтобы он видел в юридическом сопровождении моих патентов какой-то толк.

В путь я и мои отправленные почтой пожитки отправились одновременно, на почтовом дилижансе до деревушки Дрезден, куда уже добралась строящаяся от Сент-Луиса до Канзас-сити железная дорога. Тут мои посылки погрузили в почтовый вагон, а я сел в пассажирском на неудобное деревянное сиденье и несколько станций спустя наблюдал, что часть почты выгрузили в Типтоне для отправки дилижансом на юг. Мне же предстоял путь дальше на восток.

В Сент-Луисе я не задержался, сразу пошел выяснять, как перебраться через Миссисипи, и меня немного сбила манера старожилов именовать лежащий на противоположном берегу реки Ист-Сент-Луис по довоенной привычке Иллинойстауном. Мне сначала показалось, что это два разных города, и я не мог понять, который из них мне нужен. Между миссурийским и иллинойским Сент-Луисами собирались строить мост, но пока еще даже не начинали, а потому переправляться пришлось на паровом пароме.

Набережная в Сент-Луисе во второй половине 1860-х годов.

http://steamboattimes.com/images/levee_scenes/stlouis_levee1852thomas_easterly1600×1224.jpg

Мне, наверное, стоило в Ист-Сент-Луисе задержаться на ночь, но я решил, что до Вандалии рукой подать, каких-то сто километров, ну доберусь я туда поздно вечером – найду ж где переночевать. Угу, щаз! В Вандалию я прибыл на рассвете, после ночи, проведенной на лавках неторопливых поездов, и пересадки в Сандовале – деревне, которая мнила себя крупной узловой станцией. Там даже салуны на ночь были закрыты, не говоря уже про какие-нибудь едальни, так что с утра пораньше я был зверски голодный и первым делом зарулил в забегаловку у вокзала, где флегматичный дядька без лишних слов по-быстрому соорудил яичницу с беконом.

Когда дело дошло до кофе, я малость оклемался и рассудил, что все равно уже не засну, а потому брать номер в гостинице нет смысла. Лучше заняться делом, ради которого я в этот городишко прибыл.

— А как в этом городе найти человека? — спросил я дядьку, который, пока народ не набежал, занимался утренней уборкой.

— Мужчину? — оглянулся он.

— Девочку лет двенадцати, из беженцев. Вроде как высадили у вас здесь в январе прошлого года.

— Беженцы… — поразмыслил дядька. — Это у пасторов надо поспрашивать. Или еще у шерифа можно, он каждую собаку в округе знает.

— Ну, детишек, наверное, не всех, — усомнился я.

— Да разве девка двенадцати лет дитё? — возразил дядька. — Можно уже замуж отдавать.