Александр Михайловский - Время для перемен

Впрочем, проживающему в Париже бывшему генерал-адмиралу, припрятавшему в европейских банках достаточно денег, от этого императорского указа было ни холодно ни жарко – и он продолжал жить на широкую ногу, пока однажды ночью к нему в парижский дом не забрались агенты СИБ и не привели в исполнение второй приговор: «Не явившийся отбывать наказание, вынесенное заочным императорским судом, повинен смерти». Попутно они конфисковали в пользу казны все, что было ценного в доме, включая драгоценности пассии бывшего Великого князя Элизы Балетты. Саму мадмуазель Балетту полиция обнаружила спеленутой подобно младенцу по рукам и ногам, рядом с обнаженным трупом ее слоноподобного «возлюбленного».

Но, несмотря на очевидный разгул в России деспотизма и реакции, большинству наших молодых флотских офицеров, среди которых и мой богоданный сын Владимир, происходящее даже нравится. Моему чаду, можно сказать, «повезло» служить на броненосце «Ослябя», построенном как попало и из чего попало на верфи «Нового Адмиралтейства». Корабль, вышедший в плавание на Дальний Восток, фактически сразу после завершения постройки, уже на подходе к Суэцкому каналу, больше напоминал старую развалину, на которой все время что-то ломалось. К тому же при прохождении Гибралтарского пролива броненосец даже не сел на мель, а всего лишь коснулся дна, что вызвало тяжелые последствия, потребовавшие капитального ремонта. Будь корабль нормально построен, этого не случилось бы. Разве могли после этого наши молодые люди не аплодировать, когда ушлых деятелей, наживавшихся на военных заказах, суровые господа из Имперской Безопасности выбривали на полголовы и по этапу отправляли на стройки Империи…

Правда, меня все это – тьфу-тьфу-тьфу – лично почти не коснулось. Хоть и не был я совсем безгрешен, но по сравнению с иными-прочими мои грехи были сущей мелочью. Много ли наворуешь, заведуя минной частью или командуя броненосцем, находящимся в постройке? Когда список моих мелких прегрешений положили перед государыней, она все внимательно прочитала, потом взяла красный карандаш и перечеркнула лист крест-накрест, что обозначало полное и безусловное прощение.

«Ты, Александр Георгиевич, человек для государства нужный, так что виновное передо мной отслужишь, а перед Богом – отмолишь», – сказала она мне.

Вот так и служил я до сего дня, позабыв покой и сон, даже не мечтая об отставке. Страсти на новой службе начались у меня почти сразу, едва я успел обосноваться в выделенном мне для работ над самодвижущимися минами цеху завода господина Лесснера. Сначала с Черноморского флота из Севастополя прибыли прикомандированные в мою команду капитан второго ранга Иван Назаров и лейтенант Юлиан Данильченко. Господин Назаров был у нас уже признанным изобретателем, сконструировавшим спиртовой подогреватель сжатого воздуха для самоходных мин Уайтхеда, на несколько узлов увеличивший скорость и почти вдвое дальность хода; он даже получил за это изобретение (так и не использованное) полторы тысячи рублей премии. Зато лейтенант Данильченко оказался изобретателем непризнанным, задумавшим применить для движения самодвижущихся мин турбину, получающую энергию от горения заряда бездымного пирроколлодийного пороха. Затея насчет пороховой турбины по моему мнению, совершенно безумна; и тогда я совершенно не понимал, для чего Великий князь Александр Михайлович пригласил этого господина в нашу команду.

Все прояснилось позже, примерно месяц спустя, когда из Владивостока в адрес завода Лесснера (а если точнее, в мое распоряжение) прибыла особая команда, а с ней секретный груз. Возглавлял команду офицер с минного крейсера «Быстрый» лейтенант Михаил Ватугин, сопровождаемый двумя подчиненными ему прапорщиками по адмиралтейству Сергеевым и Вострецовым, которые явно еще совсем недавно были нижними чинами. Мне даже не нужно было наводить справки. «Быстрый» – это один из тех кораблей из будущего, что устроили японскому флоту побоище при Порт-Артуре. Всем известно, что на тех кораблях изначально не было нижних чинов в нашем понимании, ибо каждый матрос или кондуктор имеет за плечами полный курс реального училища. Я бы даже сказал, что кое в чем эти мокрые прапора будут грамотнее некоторых наших мичманов и господ лейтенантов. Но главное заключалось не в них, а в грузе, который они сопровождали. Заколоченные в крашенные шаровой краской деревянные ящики, к нам приехали три самодвижущиеся мины 53-65К калибром в двадцать один дюйм, из начала двадцать первого века: одна практическая и две боевых. После я узнал, что на самом деле разрыв между нашим временем и временем конструирования этой самодвижущейся мины не так велик, всего шестьдесят лет.

– Торпеда, конечно, древняя как замороженное дерьмо мамонта, – используя итальянское слово, сказал лейтенант Ватугин, – но зато простая и убойно надежная…

И вот тогда я понял, к чему мне прислали капитана второго ранга Назарова и лейтенанта Данильченко. Во-первых – с одной стороны двигатель этой самодвижущейся мины был тепловым и работал от сжигания керосина в чистом кислороде, с последующим впрыском в продукты сгорания воды, из-за чего сама мина называлась «парогазовой». А это уже прямое сродство с идеями господина Назарова и отчасти господина Данильченко, который тоже предлагал охлаждать пороховые газы водой, из-за чего они еще дополнительно увеличивались бы в объеме. Во-вторых – винты этой самодвижущейся мины вращала не двух-, трех- или четырехцилиндровая поршневая машинка, а турбина. Отработанные продукты выбрасывались прямо в воду, но, в отличие от пневматического двигателя мины Уайтхеда, не оставляли цепочку пузырьков, потому что пар из парогазовой смеси тут же конденсировался, а отработанная углекислота растворялась в воде. Ценнейшее свойство – когда наблюдатели на мостике вражеского корабля не смогут определить, каким курсом к ним следует смерть.

Шок пришел потом, когда я узнал, чего хочет от меня государыня-императрица… Скопировать и произвести самодвижущуюся мину, спроектированную и изготовленную через шестьдесят лет после этого момента – вот как. Шестьдесят лет, господа – вы только вдумайтесь в это слова! – шестьдесят лет назад на дворе стояли тяжелые времена императора Николая Павловича. До Крымской Войны и обороны Севастополя оставалось еще десять лет, а наимощнейшим орудием считалась бомбическая пушка Пексана. Мы за тридцать лет, с момента изобретения самодвижущихся мин, не выдумывали ничего самостоятельно, а закупали готовые мины у немцев и англичан или делали их у себя, но по готовым европейским образцам. А как же иначе? Если вдруг откажет мина отечественного образца, то кто-то обязательно окажется виноват. Поэтому наши чины под Шпицем (в Адмиралтействе) не принимали отработанные новшества кавторангга Назарова – и поганой тряпкой, как надоедливую муху, отгоняли от себя господина Данильченко с его безумной идеей порохового двигателя самодвижущейся мины.