Александр Михайловский - Время для перемен

Внимательно прочитав доставленный документ, я отбил в Париж подробную телеграмму, запрашивая инструкций. Судя по всему, мое сообщение прозвучало там как президентское помилование человеку, уже подведенному жандармами к гильотине. Представляю, как забегали по зданию на Ка дэ Орсэ мелкие клерки – будто тараканы, засуетившиеся, когда хозяйка зажгла на кухне газовый рожок. Ответ мне пришел незамедлительно – и, кроме министра Пишона, он был подписан премьером Аристидом Брианом и президентом Арманом Фальером. Мне предписывалось любой ценой содействовать подписанию этого договора и при этом постараться не поступиться ни одной нашей священной коровой. В идеале из Парижа такой союз выглядел следующим образом: Франция будет делать что угодно и как угодно, а Россия и отчасти Великобритания будут обязаны спасать ее от чрезмерного внимания германских гренадер.

И хоть в прежние времена я уже бывал в Зимнем Дворце, в кабинет канцлера Одинцова мне довелось попасть впервые. Мрачный до невозможности интерьер напомнил мне о ходящих среди иностранных дипломатов слухах, что господин Одинцов – это вообще не живой человек, а некая демоническая сущность, присланная в наш мир для того, чтобы сбить с предписанного пути. Стоит об этом подумать – и мороз идет по коже… Впрочем, серой от месье Одинцова не пахло и рогов на его голове тоже не наблюдалось. Я представил, как, оставшись наедине с собой, этот господин снимает свое лицо – словно маску, открывая прячущуюся под ним истинную сущность посланца Князя Тьмы, как о том писали некоторые клерикальные газеты. Впрочем, мы, французы, как раз и отличаемся тем, что с одинаковой легкость способны иметь дело как с христовыми ангелами, так и с детьми Сатаны. Лишь бы нам это было выгодно.

И в самом деле, компания для переговоров, надо сказать, подобралась престранная. С русской стороны, помимо самой императрицы, затянутой в узкое черное платье, участвовали: господин канцлер, князь-консорт, брат императрицы Михаил, на настоящий момент пребывающий в статусе главнокомандующего русской армией, а также два господина, представляющих имперскую безопасность Мартынов и Баев. Эти двое в своих черных мундирах были под стать самому хозяину кабинета. С британской стороны присутствовал сам король Эдуард и его дочь Виктория, которых сопровождали Первый Морской Лорд адмирал Фишер и министр иностранных дел Эдуард Грей. При этом король выглядел как человек, которому дали шанс доделать какое-то важное дело, но он боится не успеть; мадмуазель Виктория была свидетельницей, стремящейся запомнить все происходящее. Месье Эдуард Грей имел вид побитой палками собаки, и только адмирал Фишер казался безмятежно спокойным. Ну и я, собственно, оказался единственным представителем с французской стороны, поэтому, когда все рассаживались, мое место оказалось на стороне английской делегации, с самого краю, непосредственно подле русской императрицы.

– Итак, господа, – взяла первое слово русская царица, – в настоящий момент надо признать, что большая война в Европе из все более вероятной становится просто неизбежной. Противоречия между основными державами нарастают. Германия отчаянно хочет новых колоний, а также территорий, находящихся непосредственно в Европе, и к этому ее подталкивают непрерывно увеличивающееся население и растущее промышленная мощь. При этом с такой же скоростью дряхлеют ее союзники: Австро-Венгрия и Османская империя. Обе они дожили до последней степени дряхлости и удерживаются от развала силовыми методами. Но дряхлость еще не значит слабость; собрав свои силы в единый кулак и провозгласив священную войну против неверных, турецкий султан Абдул-Гамид, например, способен залить кровью половину своей державы. На другие страны у него пороху уже не хватит, а своих христиан, греков, болгар и сербов турки будут резать с огромным энтузиазмом. И эта ситуация беспокоит нас ничуть не меньше, чем растущая германская мощь. С германской армией мы как-нибудь управимся, а вот спасти безоружных и беззащитных представляется нам делом первой необходимости.

– Ваше Императорское Величество, – обратился я к императрице, – к чему эти разговоры о Турции, ведь мы, кажется, собрались обсуждать союз против Германии?

Вместо императрицы ответил канцлер Одинцов:

– Германию нельзя рассматривать отдельно от ее союзников, точнее сателлитов. Германское влияние в Османской империи непрерывно увеличивается, германские офицеры обучают турецкую армию, которой в случае войны будут командовать германские генералы, а немецкие инженеры строят султану железные дороги. Поэтому прежде чем сцепиться в схватке с главным разбойником, нам следует позаботиться о том, чтобы никто не ударил нас в бок и, самое главное, не прервал прямых коммуникаций между нашими державами, проходящих через Босфор и Дарданеллы. Турция в силу своего расположения и враждебного отношения в случае начала нашей войны с Германией будет способна сделать и то, и другое, поэтому мы заблаговременно должны устранить союзника врага и обезопасить свой фланг.

– В таком случае, – предвкушающе потер руки британский король, – нем необходимо заранее определить раздел сфер влияния. Думаю, неплохо было бы включить в состав Британской империи Аравию, Месопотамию, Палестину и остров Кипр.

– А губы тебе, дядюшка, маслом не намазать? – с иронией в голосе спросила русская императрица. – Черт с ними, с Аравией и Месопотамией, но на Кипре проживают единоверные нам греки, а Палестина для нас – Святая Земля, по которой ходил ногами сам Христос! А вам до Христа и дела нет, вы начинаете свои войны из-за чего угодно, только не из человеколюбия и гуманности. Мы не забыли, с каким холодным презрением ваше правительство смотрело на страдания христианского населения Османской империи, стонущего под злобным магометанским гнетом, и даже, более того, вставляло палки в колеса тем странам, которые стремились освободить страдальцев из-под гнета их угнетателей. Нет уж – Палестина, а также и Сирия с Великой Арменией, как территории изначально христианские и населенные дружественным России народом, должны быть, как Константинополь с Босфором и Дарданеллами, присоединены именно к нашему Богоспасаемому Отечеству, а Кипр вернется в состав братской нам Греции.

Британский король только махнул рукой – видимо, все предварительные переговоры с ним и его советниками прошли заранее. Однако я не мог не высказать позиции Французской Республики.

– Мое правительство, скорее всего, сочтет неприемлемым любое изменение статуса турецких территорий, – сказал я. – Вопросы изменения статуса христианского населения необходимо решать путем переговоров, а не путем аннексий и нарушения территориальной целостности.