Александр Михайловский - Время для перемен

– Господь с вами, господин Страмболийский! – немного натужно рассмеялся Великий князь Михаил, – никого тыкать саблями не надо. Детская жестокость, которую проявили сербские патриоты, совершенно не к лицу цивилизованным людям. Первоначально для вашего князя нами планировалась своего рода почетная отставка с пенсией и мундиром; теперь мы хотим добиться того же, но только без почета, без пенсии и без мундира. Но если князь Фердинанд, продолжив цепляться за власть, развяжет братоубийственную войну, в которой друг друга будут убивать русские, сербские и болгарские солдаты – только тогда наша государыня сможет отдать приказ о ликвидации этого человека. Только она, господа, и никто другой.

– Скажите, – подал голос Иван Маринов, – что сделает ваша императрица, если турецкий султан Абдул-Гамид прикажет своим аскерам перейти границу и силой подавить стремление болгарского народа к полной независимости? Мобилизационные возможности Болгарии – это триста тысяч солдат, а турецкая армия после призыва резервистов может достичь численности в миллион штыков.

– В таком случае, – ответил Великий князь Михаил, – государыня Ольга пришлет к вам столько русских солдат, сколько будет необходимо для того, чтобы полностью вбить османскую армию в прах. И командовать этими войсками будет ее супруг и мой друг, генерал-лейтенант Новиков.

– А что, у господина Новикова большой боевой опыт? – с усмешкой спросил корреспондент газеты «Болгарска армия». – Османская армия – это серьезная боевая сила. Девять лет назад греки попробовали испытать ее мощь – и были наголову разбиты.

– Османская армия не страшнее японской, – усмехнулся Великий князь, – а японцев Александр Владимирович бил в хвост и в гриву. Более того, раскрою перед вами секрет Полишинеля. Замысел Тюреченского сражения целиком и полностью принадлежал полковнику Новикову, а генерал-лейтенант Романов использовал свое общественное положение наследника престола и авторитет правящей фамилии исключительно для того, чтобы, исполняя этот замысел, генералы бегали по полю боя так же шустро, как и поручики. Если посмотреть на ситуацию в целом, то мне становится даже немного жалко турецкую армию, ведь ею займется военный гений из будущего, где военное дело стало гораздо изощренней и разрушительней.

– Мы вас поняли, – кивнул Иван Маринов, – и постараемся донести вашу позицию до наших читателей. А сейчас, я думаю, выражу общее мнение, что нам пора откланяться. Сегодня у всех у нас будет много работы. Счастливо оставаться, Ваше Императорское Высочество, и спасибо вам за выражение поддержки нашему народу.

– Да, – сказал Александр Страмболийский, – болгарский народ не забудет, что именно Россия пришла ему на помощь тридцать лет назад и готова помочь сейчас. Знайте: наши люди на вашей стороне.

Пять минут спустя, там же.

Когда корреспонденты вышли, унося на своих потных лапках споры информационной чумы, которой в течение нескольких последующих суток предстояло поразить всю Болгарию, Великий князь и полковник Рагуленко (он же оберст Слон) остались в огромнейшем помещении вдвоем.

– Ну вот и все, – со вздохом сказал Михаил, опускаясь в кресло, – вымотался я от этих дел, как савраска после скачек.

– Настоящие дела у нас еще вперед, – хмыкнул Слон, извлекая из внутреннего кармана пачку папирос, – уже завтра, когда выйдут утренние газеты, вся Болгария вскипит как горшочек молока, забытый на горячей плите.

– Неужели того что мы сделали, будет достаточно для свержения болгарского царя с его трона? – с недоверием спросил Михаил.

– Ну как тебе сказать, Миша… – задумчиво произнес полковник Рагуленко, чиркнув спичкой и выпустив первую струю густого белого дыма, – говоря языком двадцать первого века, политический рейтинг у Фердинанда на уровне мусорного. Он, конечно, не президент и не премьер, и не обязан подтверждать свое право на власть регулярными голосованиями, но свергнуть Фердинанда все же проще, чем любого другого монарха. Вот соберется Великий Народный Хурал (или как там в Болгарии называется эта контора) – и пошлет подальше князя Фердинанда, как во времена твоего папеньки уже послали предыдущего князя – кажется, Александра Баттенберга…

– Не думаю, что это будет так просто, – скептически поморщился Михаил, – в распоряжении Фердинанда имеется немалое влияние и, наконец, полиция, которая может арестовать любого смутьяна. Павел Павлович особо настаивал на том, чтобы мы довели это дело до конца, но не думаю, что из этого получится что-нибудь путное. Мы только разозлим его, и не более того.

Полковник Рагуленко отрицательно покачал головой и, вытащив папиросу изо рта, сказал:

– Ничего он не сможет сделать, кроме как бессмысленно трепыхаться. Ты, Миш, просто еще не видел моментов, когда народ – я имею в виду весь народ – разом отказывает своему правителю в преданности, и тот остается только при ближайшем окружении и немногочисленной группе поддержки. В полиции ведь служат такие же болгары, как и те, кого они призваны усмирять, и им точно так же обидно за поруганные национальные идеалы. Ты предложил Фердинанду две самые сладкие конфеты для любого болгарина: границы тысяча восемьсот семьдесят восьмого года и полная независимость, а он бросил их наземь и растоптал. Как только об этом станет известно, от него отвернутся все, включая и тех, кто должен защищать его власть по долгу службы. Позади него вдруг возникнет пустота, а впереди соберется толпа, яростно ревущая: «Распни его, распни!». И цивилизованная абдикция при этом далеко не худший вариант… – Немного помолчав и не дождавшись реакции собеседника, он как бы нехотя добавил: – Именно от подобной судьбы и возникающего при этом «восхитительного» чувства бессилия мы и избавили твоего брата Николая, когда организовали тихую и мирную передачу власти сестрице Ольге. Даже у абсолютного монарха, получившего свою власть по наследству от длинной череды предков, есть некий негласный общественный договор, заключенный им со своим народом. Как ты думаешь, почему твою сестру буквально все слои общества обожают и готовы носить на руках, а ничтожная кучка диссидентов ведет себя тихо-тихо из опасения при первом же вяке сразу простонародно получить в морду? Да только потому, что императрица Ольга на сто двадцать процентов соответствует народным представлениям об идеальной монархине, матери отечества, гаранте справедливости, защитнице всех сирых и обездоленных. И национальная гордость при ней тоже на высоте: броненосные корабли строятся, армия крепка, а продвижение по службе все чаще и чаще делается не по знакомству или по родству, а в соответствии с заслугами и талантами.