Роман Злотников - В кольце врагов

Страх, сомнения и сумятица окружающих странным образом успокоили его и укрепили веру в себя. Младший сын Кабугшина на глазах преобразился из скромного и несколько неуверенного в себе юноши в настоящего боевого вождя, способного вести за собой людей. Этакий островок надежности посреди океана хаоса… И воины пошли за ним. Далеко не все — большинство бросилось спасать свои жизни вслед за приближенными хана и встретило смерть в степи, в полукольце окружения куманов. Но несколько сотен подали своих коней вперед, ведомые непоколебимым сыном вождя.

Они стали единственными из всего печенежского войска, кто дал противнику бой. Куманы и печенеги сошлись, выпустив друг в друга тучи стрел и ударив в копье — хруст древков стоял над степью в тот миг! А после бешеный крик покалеченных людей и животных… За копьями в ход пошли клинки, и несколько часов сотни Карама отчаянно рубились в окружении, дорого продавая свои жизни. Уже давно посекли саблями сына вождя и затоптали его копытами — после боя половцам так и не удастся найти его тело, не получится поглумиться над мертвым… Но остальные клобуки Ростислава до последнего продолжили сечу, не прося пощады, и, хотя ратная смерть не искупит бесчинств, недавно ими творимых, конец этих воинов был честным.

В это же время войско Ростислава, обнаружив многочисленные разъезды куманов в собственном тылу, снялось наконец из лагеря и двинулось к югу по правому берегу Днепра. Князь уверенно вел людей на соединение с Кабугшином, не зная, что союзной рати уже нет, а Шарукан готовит ловушку для русов. Не зная, что враг быстро восполняет потери, понесенные в засадах бродников да в сече с Карамом. И пусть в пополнение пришел неопытный молодняк да кучка стариков, Шарукан довел численность орды до все тех же двенадцати тысяч воинов.

Глоссарий

49 Речь идет о решающей битве в 1036 г., когда огромное печенежское войско осадило Киев. В это время ставка Ярослава Мудрого находилась в Новгороде — но, узнав об опасности, нависшей над отцовской столицей, великий князь поспешил на выручку с варягами и новгородцами. Он сумел пробить кольцо осады, войдя в город с войском. А на следующее утро вывел объединенную рать за крепостные стены, расставив на флангах ополчения Новгорода и Киева, а в центре варягов и собственную дружину. Сеча была лютой, большие числом печенеги увидели возможность разом разгромить русское войско и захватить богатейший город Руси, потому атаковали смело, уповая на численное превосходство. Но в итоге лишь приняли смерть на копьях да мечах русов — битва шла целый день и закончилась полным разгромом степняков, а во время бегства множество их утонуло в Сетомле, притоке Почайны.

Октябрь 1068 г. от Рождества Христова

Днепровские степи

Дали озорно рассмеялась, по высокой траве убегая от счастливо кричащего Славки. Малец пытается догнать мать, неловко и смешно перебирая своими маленькими пухленькими ножками. Жена остановилась, поджидая малыша, но тут его подхватил я, высоко подкинув в воздух и тут же поймав. Глаза ребенка восхищенно округлились, а от его оглушительного визга заложило уши.

Жена осторожно подобралась к малышу сзади и ухватила его за пяточки. Славка развернулся, задергал ножками, хохоча, и я поставил его на землю, перехватив счастливый и немножко лукавый взгляд любимой женщины. Я привлек ее к себе и поцеловал, ощутив через тонкую ткань платья жар крепкого, стройного тела. В жилах забурлила кровь, и, крепко сжав Дали в объятиях, я вновь нашел ее полные губы. Через секунду она отстранилась, не очень сильно уперевшись руками мне в грудь:

— Вставай, Андрей…

Я испуганно посмотрел на переставшую улыбаться жену, нашел глазами сына, внимательно и не по-детски серьезно взирающего на меня, и тут громкий голос Артара окончательно меня разбудил:

— Вставай, воевода!

— Зараза…

Продрав глаза, я плеснул себе на лицо из фляги немного остывшей за ночь воды. Остатки сна окончательно отступили, унося с собой образ семьи, сотканный из настоящих воспоминаний.

— Что там половцы, не решились еще идти на штурм?

Яс невесело ухмыльнулся. В походе против половцев мы проводим вместе много времени, в этот раз Георгий и даже мой неизменный телохранитель Радей остались в Тмутаракани. Первый — как опытный боец назначен Ростиславом десятником телохранителей княгини и сыновей. Ланка ведь родила еще одного сына, названного, кстати, в мою честь Андреем! Не стоит и спрашивать, кто стал его крестным, на зависть прочим приближенным побратима… А Радея я упросил остаться подле Дали и Славки. В случае чего они с ним не пропадут — по крайней мере, я на это надеюсь.

Хотя лучше будет, если это «в случае чего» никогда не настанет.

— Все так же. Окружили малыми отрядами, постреливают.

— Понятно, все как в последние дни!

Беспокоиться мы начали, еще когда обнаружили многочисленные разъезды куманов, приблизившиеся к нашей стоянке на Днепру. Что печенежские, что касожские дозоры никак не могли углубиться в степь — половцы во множестве атаковали их, загоняя обратно в лагерь. Даже смешанный отряд в три сотни сабель, поначалу прорвавший тонкую цепочку вражеского окружения, вскоре был развернут вдвое превосходящими силами врага.

Это означало только одно — Шарукан уже в степи. Только тогда мы думали, что к нашей стоянке приблизились лишь передовые силы врага, что вся орда целиком появится чуть позже, и потому еще где-то сутки ожидали прибытия Кабугшина с его печенегами.

Не дождались.

И тогда я предложил Ростиславу отступать вначале по днепровскому берегу, а позже заворачивать в Крым — Таврию, как здесь называют полуостров:

— Княже, прости меня. Боюсь, Кабугшин уже не придет.

Ростислав поднял на меня красные от бессонницы глаза. Я ожидал увидеть в них гнев, боль, разочарование, обиду… Ничего. Просто ничего, пустота. Между лопаток явственно пробежал холодок…

— Не за что извиняться, Андрей. Остались бы у Посульской линии, глядишь, половцы нас бы и не обошли. Может, пришлось бы немного поголодать, но ведь печенеги все равно бы пригнали скот. А теперь…

Внутреннее состояние побратима, какая-то надломленность, обреченность в его тоне всерьез меня насторожили.

— Тогда прости, княже, что убедил тебя помочь дядьям. Думал, что успеем объединиться с ними перед решающей битвой, а вот как получилось. Не успели…

— Нет! — Голос Ростислава окреп, глаза его наконец-то загорелись. — Нет. Решение идти на Русь было верным! Это моя родная земля, мой дом, дом моего отца и деда… — Слова побратима зазвучали глуше. — Я никогда не видел последствий набегов степняков. Теперь увидел. И я не жалею о том, что мы пришли на помощь дядьям, на помощь простому люду. Жаль только, не получилось победить. Но мы дадим им бой! И половцы надолго запомнят князя Тмутаракани и ее дружину!!!