Павел Иванов - Грани веков [СИ]

Их разместили в просторной комнате, где почти не было мебели — деревянные лавки вдоль стен, да матрацы, набитые соломой, на полу.

Первым делом Ярослав послал Евстафьева за водой, а сам, тем временем, снял с дьяка повязку.

Рана выглядела хуже — усилился отёк, края разошлись, гиперемия распространилась на окружающие ткани.

Промыв рану сначала теплой водой, потом стерильным раствором из шприца, Ярослав вскрыл несколько спиртовых салфеток и продезинфицировал её. Еще один стерильный бинт ушел на перевязку. Завершив манипуляции уколом анальгина в плечо, Ярослав припрятал использованный шприц — их тоже оставалось немного. В крайнем случае, иголки можно было прокалить на огне.

После укола Муха заснул. Ярослав уже хотел накрыть дьяка его же кафтаном, когда Ирина, подтолкнув его локтем, указала глазами на татуировку на правом плече дьяка — полустершийся черный крест, с какими-то цифрами под ним.

Ярослав хотел разглядеть их внимательнее, но в этот момент скрипнула дверь, возвещая о появлении гостя.

Высокий худой монах обвел взглядом собравшихся в комнате людей.

Светлые волосы и голубые глаза разительным образом контрастировали с его черной мантией, создавая странное впечатление.

— Мир всем, — проговорил он звучно, и направился к ложу дьяка.

При виде раны, монах нахмурился и покачал головой. Коснулся пальцами повязки, что-то шепча себе под нос — Муха слабо застонал и открыл глаза.

— Виссарион… — выдохнул он, глядя в глаза монаха.

— Отдыхай, Федор, — еле слышно прошептал монах, кладя ладонь на лоб дьяка. — Тебе нужен отдых.

Подождав, пока дьяк снова уснет, он поднялся и обратился к остальным:

— Ему нужен отдых и лечение, это займет время. Но вы можете оставаться в обители столько, сколько потребуется. А сейчас приглашаю разделить с братией вечернюю трапезу.

— Благодарствуем за приглашение и гостеприимство, — Беззубцев откашлялся. — Времени у нас нынче в обрез — дела ждут, так что дольше чем на ночь задержаться у вас не сможем. Только вот как с дьяком быть…

— О нем позаботятся, — кивнул монах. — Ухаживать за больными — наш христианский долг.

Он поморгал, улыбнулся, и в мозгу Ярослава вспыхнула догадка. Он не был уверен на сто процентов, но чувствовал, что прав — сходство казалось ему почти очевидным.

Выскользнув из комнаты следом за монахом, он догнал его в коридоре и схватил за рукав.

— Постой!

Монах, казалось, ничуть не удивившись, приложил палец к губам, и кивком пригласил Ярослава следовать за собой.

Оказавшись в небольшой келье, монах зажег от лампады заплывшую воском свечу, и сел на узкую деревянную лавку, служившую, по-видимому, ему ложем.

— Здесь немного тесновато, — извиняющимся тоном сказал он. — У тебя есть вопросы ко мне? Я готов ответить.

Ярослава на секунду охватило сомнение — что, если он ошибается? Но он был готов поклясться, что уже видел эти голубые глаза, сквозь толстые стела очков — в другом времени.

— Ты — Хронин? — осторожно произнес он.

Монах улыбнулся. — Здесь меня зовут отцом Виссарионом, — ответил он. — Но я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Тогда… — Ярослав помедлил. — Тогда объясни мне, наконец — что происходит? Почему мы здесь, и как вернуть всё, как было?

Монах покачал головой. — Как было — уже не будет никогда, — мягко сказал он. — Реальность — относительна. Тебе кажется, что ты хочешь вернуться в привычное окружение, но, в действительности, его никогда не существовало — это лишь иллюзия… Подлинную реальность мы творим сами! Наш мозг, — он коснулся головы согнутым указательным пальцем, — способен генерировать реальность, и люди, которые осознают эту возможность, могут управлять ею.

— То есть, — хрипло проговорил Ярослав, — ты хочешь создать какую-то свою, другую реальность? Зачем?

Хронин задумчиво снимал со свечи оплывший воск. — Зачем? — переспросил он. — Странный вопрос! Разве может считаться нормальной реальность, в которой человек, сделавший величайшее, может быть, в истории человечества, открытие, вынужден находиться в приюте для умалишенных? Разве мир, в котором существуют войны, голод, социальное неравенство — достоин того, чтобы принять его, как единственно возможный, и не пытаться изменить?

— Но ведь… — Ярослав провел по лицу рукой; ему было не по себе, — но ведь нельзя взять и изменить все, переписать историю, вычеркнуть из неё людей…

— Нет никакой переписанной истории! — перебил его Хронин. — Та реальность, которую ты знаешь — не единственная! Я уже модифицировал её много раз — тебе лишь кажется, что она — подлинная, потому что ты не мыслишь себя вне её. Но, поверь, существуют и другие, гораздо более привлекательные варианты. Как и куда менее… — прибавил он, нахмурившись.

Ярослав покачал головой. — Я не знаю, про какие варианты ты говоришь, — сказал он. — Мне нужна моя, привычная, нормальная реальность, там, где я — фельдшер на скорой, и в которой у меня есть любимая девушка. И мне нужно знать, как вернуться туда.

— Ты вернешься, — пообещал Хронин. — Как только освободишь свое сознание от привязке к этой грани.

— Какой еще привязке?

Хронин вздохнул. — Полагаю, ты помнишь, как оказался здесь? — спросил он. — Твое сознание было открыто после того, как ты осознал искривление реальности. Что-то должно было послужить триггером, с помощью которого ты смог перегрузить его…

— Меня ударило током во время дефибрилляции, — хмурясь, сказал Ярослав.

Хронин щелкнул пальцами. — Вот оно! После этого ты мог с легкостью настроиться на любую грань, понимаешь? Но ты оказался здесь — потому что подсознательно, это место и время что-то значат для тебя! Ты должен совершить здесь то, что освободит твой разум от привязки к нему — и тогда ты с легкостью вернешься в подлинную реальность, в которой все будет на своих местах! И ты поймешь, что именно она — единственно подлинная!

Ярослав посмотрел на монаха с сомнением. — Но ведь я уже переносился обратно. И та реальность, в которой я оказался — она была чужой! Я осознавал, что происходит что-то неправильное.

— Но не до конца! — заметил Хронин. — Какая-то часть твоего разума воспринимала все происходящее, как норму. Однако, та реальность тоже была неправильной, потому что ты не сделал того, что от тебя требовалось! И потому тебя снова забросило сюда. Все просто!

— И что же я должен сделать? — спросил Ярослав, которому рассуждения монаха вовсе не показались простыми. — Бабка, с которой все началось, говорила про какой-то крест…

Хронин махнул рукой. — Забудь про бабку! — сердито сказал он. — Она — лишь погрешность расчетов! Ее в принципе не должно быть в настоящей реальности — это лишь продукт твоего подсознания, отражение граней в нем. Своего рода — ключ, подсказка! Как, говоришь ее фамилия?