Александр Харников - Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны [сборник litres]

Тот подумал и сказал:

– Только всего не пишите. А то потом смеяться будут…

И начал свой страшный рассказ.

Мать Ленни была плимутской портовой проституткой, и никто не знал, кто его отец. В девять лет мать выгнала его из дома, сказав, что он уже насиделся на ее шее, и что ему пора самому зарабатывать себе на еду. И велела наняться в юнги.

Он так и сделал. Но жизнь на борту корабля стала для него сущим адом. Ему запомнились ежедневные побои:

– Говорит мне лейтенант Линдзи: принеси мне пива. Я иду, наливаю ему кружку и приношу. А тот орет на меня: «Как ты смеешь мне это подавать – ведь она неполная!»

– У нее же пена садится, – говорю я. А он как ударит меня…

В следующий раз я подождал, когда пена сойдет, и долил пиво. А тот снова мне как даст, дескать, чего ты так долго копался, скотина?

Другие точно так же: тут плохо убрано, там слишком медленно, здесь не то принес… А боцманмат пришел как-то вечером пьяный, снял с меня штаны и… – тут мальчик снова заплакал.

– Тогда понятно, почему ты убежал, – сказал Ники. – А как тебя поймали?

– Да не понимаю я лопотание этих лягушатников, – всхлипнул Ленни. – Меня и схватили и вернули на корабль. Потом меня били плеткой, а тот самый боцманмат – Камерон его фамилия – и его дружки, ногами.

Едва я очухался – меня в трюм бросили и на цепь посадили. Два дня не давали ни есть, ни пить. А когда я не выдержал и пописал, избили еще раз – Камерон этот больше всех старался, да еще орал при этом: «Что же ты, сволочь, в трюме ссышь?!»

Не знаю, как жив остался. Лежу я, пошевелиться не могу, как вдруг меня кто-то укусил, да больно так. Глянул я – вижу, крыса сидит. Большая такая… Только на третий день сняли меня с цепи, но потом били при каждом удобном случае, – и Ленни зарыдал еще сильнее.

Николас хмуро посмотрел на меня, нехорошо усмехнулся и сказал:

– Однако сволочи эти англичане.

Я кивнул ему и ответил:

– Кто б мог подумать…

Тут открылась дверь, и какой-то матрос – не Александр – сказал что-то по-русски. Ник ответил ему на том же языке, а потом повернулся ко мне:

– Отправляюсь на другой корабль, почему – пока не знаю. Как только вернусь, зайду к вам. Ленни, не падай духом, тут тебя бить не будут, а наоборот, вылечат.

И вышел из кубрика.

16 (4) августа 1854 года.

Лондон. Букингемский дворец

Королева Британии Виктория

В дверь Зеленой гостиной королевского дворца деликатно постучали.

– Войдите, – сказала Виктория, оторвавшись от созерцания внутреннего двора своей резиденции.

В гостиную вошел Алан, пожилой дворецкий, привезенный Викторией из Холлирудского дворца в Шотландии. В этом году королева уехала из Холлируда намного раньше, чем обычно. Ведь ее флот доблестно сражался с этими русскими дикарями в далеком Балтийском море. Он должен был вернуться с победой, и Виктория, в ожидании его, еще в конце июля отправилась в свою лондонскую резиденцию.

– Ваше величество, – согнув с кряхтением спину, произнес Алан, – сэр Джеймс Грэм со срочным донесением просит вас принять его. Прикажете впустить?

– Да, Алан, пусть войдет, – кивнула королева.

Первый лорд Адмиралтейства переступил порог гостиной и низко поклонился Виктории.

– Здравствуйте, сэр Джеймс. Надеюсь, вы наконец-то принесли мне хорошие новости? – с надеждой спросила королева.

На кораблях ее величества в Балтийском море были почтовые голуби, взятые из Копенгагенского посольства. Выбор был сделан потому, что год назад британский телеграфный кабель был проложен из Голландии через Германию в Данию, и любые сообщения можно было теперь достаточно быстро переправить в Лондон.

– Ваше величество, – осторожно произнес первый лорд, – я получил кабель из нашего копенгагенского посольства. Но, увы, то, что я спешу вам сообщить, хорошими новостями назвать трудно.

Королева Виктория нахмурилась.

– Сэр Джеймс, – она резко повернулась к Грэму, – вы же в свое время пообещали мне, что мы вот-вот одержим победу у крепости, как ее… – королева заглянула в бумагу, лежавшую на столе перед нею, – Бомарзунд. Неужели вы до сих пор не смогли взять эту недостроенную русскую крепость?

– Ваше величество, – осторожно, стараясь сохранить спокойствие, ответил первый лорд Адмиралтейства, – сегодня утром в наше посольство в Копенгагене прилетел почтовый голубь с донесением от адмирала Непира. Его нам переправили по телеграфу. К сожалению, сообщение пришло, как это часто бывает, в несколько искаженном виде. А так как оно было зашифровано в Копенгагене, то мы не смогли расшифровать все донесение полностью. А та его часть, которая подлежала дешифровке, увы, наводит на мысль о том, что далеко не все было передано правильно.

– Не томите меня, сэр Джеймс, – королева уже начала не на шутку сердиться. По ее полному лицу пошли красные пятна. – Что именно вы смогли расшифровать?

– Адмирал Непир пишет, – сказал первый лорд, – что пятнадцатого августа у Бомарзунда взорвались пять кораблей – три наших и два французских. После этого появилось несколько русских железных кораблей, которые в свою очередь метким пушечным огнем уничтожили еще… С этого момента текст донесения не поддается дешифровке. Мы сумели прочитать лишь последнюю шифрованную группу. В ней идет речь о приказе адмирала Непира сдаться и о его решении застрелиться, так как он не выполнил обещания, данного вашему величеству, за что он и просит у вас прощения.

– Что за ерунда? – голос королевы Виктория в этот момент стал похож на шипенье разъяренной кобры. – Что за железные корабли?! Что за взрывы?! Этот ваш Непир что, совсем из ума выжил? Я ж вам говорила послать кого-нибудь помоложе, а вы настояли на этом Непире.

– Ваше величество, другой информации, увы, у нас нет, – сэр Джеймс огорченно развел руками. – Лорд Кларендон послал обратный кабель с требованием срочно переслать недостающие шифрованные группы и уточнить ситуацию. Надеемся, что в течение двух-трех часов мы получим ответ из Дании.

В дверь Зеленой гостиной опять постучали. Вошел все тот же Алан и, поклонившись, сказал:

– Ваше величество, лорд Кларендон просит принять его со срочным донесением.

– Пусть войдет, – кивнула Виктория.

Вошедший в гостиную лорд Кларендон почтительно склонился перед королевой и произнес:

– Ваше величество, мы только что получили еще один кабель из Копенгагена. Этот дошел до нас практически без лакун. Позавчера в Стокгольм пришла яхта лорда Шомберга Керра, сына маркиза Лотианского…

Тут королева Виктория, не сдержав клокотавшую внутри ярость, перебила Кларендона:

– Милорд, я знаю, чьим сыном является этот молодой бездельник. Вы что-то говорили об известиях из Дании?

– Простите, ваше величество! – извинился Кларендон. – Так вот, они присутствовали и при всех этих взрывах. Очевидцы пишут про «Аустерлиц», «Леопард» и еще два наших корабля и один французский…