Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Раздав подчинённым инструкции, наместник простился с ними до вечера и принялся за придирчивый отбор приведённых начальниками стражи парней. Надо сказать, задачка неожиданно оказалась не такой уж и лёгкой — сотники хотя и божились, что их парням всего-то по шестнадцать лет, но выглядели те на все двадцать — этакие мускулистые хорошо упитанные горы, отнюдь не похожие на бесприютных бродяжек. С горем пополам Баурджин отобрал трёх человек. Маловато... ещё б хотя бы парочку.

— Можно я пойду, господин? — неожиданно попросил Фань.

— Ты?!

Вот уж от кого нойон вовсе не ожидал подобного! Что, хочет несколько загладить свою вину? Зачем? Какой в этом смысл? А хотя пусть как хочет.

— Ты умеешь держать оружие, Фань?

— Да, я занимался в фехтовальной школе, — секретарь, казалось, обиделся. Впрочем, его проблемы.

И вот, наконец, настал чудесный, расцвеченный разноцветными фонариками вечер, пахнущий фиалками и жасмином. Баурджин, приказав заложить лучшую свою коляску, с шиком подкатил к воротам особняка Турчинай.

— О, господин мой! — вдова сбежала по лестнице вниз, едва увидав князя. — Как долго вы у меня не были! Если б вы только знали, какое это счастье для меня — видеть вас в своём доме, вы бы, конечно, приходили сюда гораздо, гораздо чаще! Ну! — Турчинай протянула руку. — Идёмте же, мой повелитель!

Ах, как она была пленительна и прелестна — с высокой причёской, в алом — с вышитыми драконами — халатике из тонкого шёлка, с изящными серебряными браслетами и узеньким ожерельем на тонкой лебединой шее! Каким колокольчиком звучал тоненький голос! Боже, боже, неужели всё, что только что узнал о ней Баурджин — правда?!

Войдя в покои прелестницы, князь первым делом подошёл к выходу на галерею — во внутреннем дворе, алча халявного угощения, уже толпились юные бедолаги. Наместник узнал Кижи-Чиная, Жэня, ещё пару воинов Ху Мэньцзаня. А где же Фань? Не соизволил прийти? А чего ж тогда просился? Господи! Баурджин присмотрелся — да вот же он! Растрёпанный, с голыми ногами, в какой-то невообразимо ветхой хламиде. Замаскировался, надо сказать, здорово!

Ага, вот он подошёл к месту для омовения... разоблачился... Следом за ним — Кижи-Чинай...

— Что вы там такое увидели, мой господин?

Как всегда неслышно, Турчинай подошла сзади.

— Всё кормишь сирот?

— Да. Мне очень жаль этих бедняжек.

Обняв гостя за плечи, вдова заглянула ему в глаза и, крепко поцеловав в губы, увлекла за собой в опочивальню, на ходу скидывая халат...

Едва успела обнажиться грудь, как в дверь постучали.

— Кто ещё там?

— Непредвиденные трудности, госпожа! Илянь ранен!

— Ранен? Неужели...

— Да, попался один «расписной»!

— Последний. Подожди, я сейчас выйду... Любимый, я вынуждена тебя... Что с тобою, любимый? Почему ты так смотришь?

Не говоря ни слова, Баурджин схватил прелестницу-вдовицу в охапку и проворно связал её же поясом, тут же засунув в рот какую-то скомканную тряпицу — кляп. И — не говоря ни слова и не оглядываясь — вышел прочь.

Бах!

Сбитый с ног могучим ударом в скулу, покатился вниз по лестнице подвернувшийся под руку слуга, тот самый, что так не вовремя явился с докладом. Перепрыгивая через три ступеньки, Баурджин как мог быстро спустился в двор... Сидя за длинным столом, бедняги-подростки спокойно ели.

— Там, под лестницей, вход, — обернувшись, шепнул Фань.

Князь даже хохотнул, глядя на него — ну и замарашка! И быстро шмыгнул под лестницу, оказавшись в небольшом помещении, по-видимому, служившем для разделки мяса.

Оказался, надо сказать, вовремя!

По полу, зажимая живот и плача, катался Кижи-Чинай, двое парней Ху Мэньцзаня деловито отбивались от наседавших слуг всеми подручными средствами, а вскарабкавшийся на стол Жэнь, выкрикивая угрозы, вращал над головой окровавленным топором. Что, кого-то уже успел уложить?

Слуги — дюжие молодые парни — с опаской посматривали на него, но нападать не осмеливались.

Ага! Вот они кого ждали!

Хлопнув боковой дверью, в каморку влетел какой-то бородач с луком...

Правда, натянуть тетиву князь ему не дал — треснул с размаху в ухо!

Всё происходило настолько быстро, что никто и вякнуть не успел, как Баурджин, выхватив у ближайшего слуги широкий нож, ринулся в схватку.

Бам! Бам! Бам!

Бегая вокруг стола, князь едва успевал парировать удары слуг, но молился при этом только об одном — как бы Жэнь не перепутал его со слугою да не двинул топором, что есть дури!

Ввух!

Вот, то-то и оно — топор со свистом пролетел над головою. Слава богу, зацепив кого-то из слуг.

— Берегитесь!

Князь распластался по полу — пропуская над головой пущенный в него нож. Обернулся:

— Спасибо, Фань.

И ударил бросившегося на него вражину.

Их было много, врагов, до и своих хватало — и в этой сложившейся путанице очень трудно было контролировать ситуацию. Трудно, но нужно!

Смотря как бы сквозь врагов, Баурджин чётко фиксировал все их движения... Ага, вот один бросился к двери — наверняка за подмогой.

— Фань, Жэнь! А ну подоприте столом дверь!

— А как же эти?

— Не беспокойтесь!

Нанося удары налево и направо, Баурджин, словно разъярённый бык, оттеснил-таки слуг в дальний угол — трёх, четвёртый и пятый уже валялись на грязном полу и громко стонали, судя по всему, не допуская даже и мысли о возможности дальнейшего сопротивления. А загнанная в угол троица ещё огрызалась, ещё пыталась достать князя длинными, остро отточенными прутьями, пока Баурджин, рассвирепев, ухватил в руки скамейку...

Эх, раззудись плечо!

Одному по башке! Второй не успел пригнуться... Третий присел — да тут же получил удар ногой в брюхо!

— Здорово дерётесь, господин наместник!

А это кто ещё?

Баурджин обернулся...

Ху Мэньцзань! А за ним — воины! Господи, наконец-то!

— Господин, прикажете всё здесь разнести? — с готовностью осведомился сотник.

— Нет-нет, не надо шуметь, не то ещё разбудим хозяйку, — ухмыльнувшись, князь кивнул на второй этаж. — А ну-ка, прогуляемся, посмотрим. Фань, можешь пойти со мной.

— Это Фань?! — Ху Мэньцзань вытаращил глаза на замарашку. — Ну вы даёте, господин секретарь!

— Он храбро бился. Хватит разговоров, за мной!

Турчинай так и не смогла развязаться — не раззява какой-нибудь связывал, а бывший фронтовой разведчик, в своё время перетаскавший с передовой немало фрицев. Лишь отползла в угол и, злобно сверкая глазами, что-то мычала.

— А-а-а! — плюхнувшись на ложе, хамски ухмыльнулся нойон. — Кажется, это пресловутая гражданка Турчинай? А что, у вас в Хорезме принято встречать гостей вот так, сидя в углу?

О, сердце моё!