Евгений Щепетнов - 1972. Миссия [СИ litres]

– Хочешь, Пегги останется у тебя в доме? По крайней мере, до завтра! Она поможет тебе расслабиться… тебе же нужно расслабиться, ведь так? Или ты еще не в силах?

Я был в силах, о чем Страусу и сказал, но сказал так же и о том, что в мои планы пока что не входит расслабление с Пегги. И что я сам решу, с какой женщиной мне расслабляться.

Так-то я был бы не против тесного общения с Пегги, но мне не хотелось, чтобы об этом знала Ольга. Вот не хотелось, да и все тут! Сам не знаю – почему.

Проводив гостей, я отправился в свою комнату, плюхнулся на кровать и тут же, практически за секунду уснул. Организм требовал покоя, во сне он восстанавливается быстрее – это я знал наверняка. Как знал и то, что два дня назад я едва не отдал концы…

Проснулся посреди ночи, посетил «заведение», разделся, и снова влез под одеяло. Одному спать может быть и не так уютно, зато – никто не толкает тебя коленями в бок и посреди ночи не дергает за одно место, требуя немедленного горячего секса. В целибате есть свои прелести, точно. Вся кровать твоя! Ложись хоть вдоль, хоть поперек! Смешно, ага. До слез.

Выдрыхся – просто до безобразия. Давно так много и «бесцельно» не спал. Встал в восемь утра – свежий, как огурчик с грядки. И тут же побежал в спортзал, по дороге поздоровавшись с Амалией, возившейся на кухне. Она уже что-то жарила – вроде как пирожки. С ее умением готовить растолстеешь, как бочка!

Хмм… впрочем, мне это не грозит. Гомеостаз! Маятник стремится занять самую нижнюю, самую устойчивую точку в пространстве.

Попрыгал со скакалкой, поотжимался, побил по мешку – весь мокрый, как мышь! «Дыхалка» ни к черту. Легкие повреждены. Они заросли, да, раны закрылись, но объем-то уменьшился. Теперь придется их заново учить дышать. Развивать.

Знакомое дело, и очень неприятное дело – восстанавливать свою «дыхалку». Стопятьсот потов сойдет, пока вернешься к прежнему уровню тренированности. Хотя… гомеостаз поможет! Но все равно пока что трудновато.

Насиловать организм не стал, ограничился кардиотренировками, до железа почти и не добрался. Почти – потому что немного поработал гантелями – на плечи, на трапеции. Ну и поприседал – тоже с гантелями. Ноги надо держать в тонусе.

После тренировки зашел в душ и долго, с наслаждением плескался под струями горячей воды. И подумалось – а какого черта у меня нет сауны? Бани? Обязательно сделаю баню! Да еще и чтобы на дровах! Попариться, а потом с разбегу – бах! И в океан! Классно ведь!

Ольга с Амалией накрывали на стол, когда я вошел в гостиную. Ольгу с утра я не видел, потому поздоровался и подмигнул:

– Как спалось, красавица? Какие сны снились?

– Всякие… – улыбнулась Ольга, и взгляд ее метнулся в сторону, будто застеснявшись своих мыслей – выспалась, просто здорово! В больнице почему-то плохо спится…

– Еще бы не плохо! – вмешалась Амалия – Когда в соседней комнате твой мужчина при смерти, с дыркой в груди! Да я бы если бы с Серхио такое случилось – совсем бы не спала! Ты еще молодец, крепкая!

Я закусил губу: какого черта они все упорно нас с Ольгой постоянно ставят вместе? С чего они решили, что я с ней сплю? Но ничего не сказал. Ольга тоже ничего не сказала, потупила глаза и снова принялась раскладывать приборы.

Вообще-то кухонные дела совсем не ее уровень – она мой секретарь, машинистка, переводчица и все такое. Ей не по чину помогать Амалии накрывать на стол и готовить. Но она сама взялась ей помогать, а я и не протестовал – почему бы и нет?

Честно сказать, наверное я все-таки откровенное порождение советского строя: не могу разделять свой персонал по классам, тем более, если эти люди мне вовсе не чужие. Пабло я считаю своим другом, его жену – тоже, Серхио с Амалией родители Лауры, родители друзей (и тоже друзья!) – так как же я могу считать их просто персоналом и не сажать за свой стол?

Хотя когда ко мне приезжает Страус, или еще кто-то из чужих – Амалия и Серхио за стол не садятся. И я их не приглашаю. Тот же Страус, с его снобством и заносчивым «ндравом», может воспринять это если не как оскорбление, то как некое нарушение этикета – определенно. С детства выросший в достатке, в сени двух старейших аристократических семейств Америки, он ненавидит негров и презрительно относится к бедным людям. А тех, кто ему прислуживает, просто не видит в упор – воспринимает как стул, либо скамейку. Либо как тупую обезьяну. Так что сажать Страуса за стол с «тупыми обезьянами» было бы в высшей степени опрометчиво.

Кстати, мне было бы легче, если бы моя прислуга состояла из чужих людей. Вот тогда не было бы совсем никаких проблем – обычные отношения хозяина компании и ее коллектива. Никаких сантиментов и щекотливых ситуаций.

На своей новой вилле я так и поступлю – наберу новый персонал через агентство, подыскивающее работников, и тогда уже поставлю отношения со своими слугами на правильные рельсы.

До выезда на пресс-конференцию мы с Ольгой успели еще и поработать. Я надиктовал двенадцать страниц текста, и с чувством морального удовлетворения стал собираться на встречу с акулами пера.

Кстати, с некоторых пор я стал задумываться – а что мне надевать для выхода «в люди»? Должен же у меня быть свой, какой-то особый образ? Одеваться ярко-модно я терпеть не могу, тем более что мода в этом времени совершенно идиотская – какие-то глупые брюки-клеш, яркие рубашки-гавайки все в цветочках и клумбах. Да и сами штаны по здешней моде красят в безумные, безумные цвета! Кислотно-желтые, оранжевые, ярко-зеленые, вишневые – сплошное ЛГБТ!

Но жутче всего КЛЕТЧАТЫЕ штаны! Я когда впервые увидел эту жуть – меня даже смех разобрал. Идет такой парубок-модник, весь клетчатый, как ученическая тетрадка, и волосы локонами на плечи. Брр!

Подумывал выбрать стиль «милитари» – что-то похожее на военную форму, но решил, что это будет слишком уж вызывающе, и остановился на стиле «а-ля Хемингуэй». Свободные смесовые (лучше льняные) штаны, свитер – нарочито грубой вязки. Это для холода, для зимы. Летом – свободная рубашка, те же самые, только более тонкой выделки штаны. На ноги – хорошие дорогие полуботинки. Зимой, понятное дело, утепленные, летом – легкие светлые, все в дырочках. Или сандалии.

Подумывал бороду отрастить, чтобы выглядеть постарше, чтобы мой облик, сильно не соответствующий моим документам не бросался в глаза, но отказался от этой идее, снова стал бриться гладко и чисто, без какой-либо новомодной трехдневной щетины. Почему отказался? Да потому, что Ниночка меня попросила. Щетина и борода натирали ей нежную кожу. Ну а раз подруга просит, почему я не должен ей уступить в такой мелочи? Тем более что с непривычки и самому растительность на лице нравилась не так, чтобы очень. Вернее – совсем не нравилась. К бороде тоже нужно привыкать, а когда ты пятьдесят лет обходился без бороды, на шестом десятке ее заводить уже как-то и… трудновато.