Сергей Григоров - Иллюзия реальности [СИ]

Экипаж «Дракоши», одного из трех экспедиционных «ягуаров», состоял всего из четырех человек: капитан-пилота, штурмана, бортинженера и астронавт-исследователя. Им предстоял многосуточный полет, трудный даже с точки зрения Сковородникова. С действительными тяготами и лишениями. С быстрыми и довольно болезненными надпространственными переходами, с жестким распорядком вахт и недолгих часов отдыха — только на сон. С сильными перегрузками: габариты и масса «ягуара» не допускали установки комфортабельных антигравитационных систем.

Процедура отправки субэкспедиции также была прописана многовековой традицией. Экипаж «ягуара», построившись в ряд, замер по стойке «смирно». Капитан-пилот, изображая строевой шаг, отдал рапорт подошедшему начальству во главе с Антоном Благовым. Получив разрешение, сделал шаг назад и влево, вполоборота повернулся и скомандовал «вольно». Ничего сверхъестественного, но подчеркнуто торжественно. Сковородникову показалось: и печально, словно прощаясь.

— Какое-то неприятное предчувствие… — не выдержал он напора чувств.

— Что такое? — живо откликнулся Ник Улин.

— Да как будто навсегда прощаются.

Квартарец смотрел на Сковородникова с неподдельным интересом. Поняв, что продолжать тот не намерен, сказал:

— При первой встрече с Медузами — экспедицией Илвина Ли, в Сумеречных Созвездиях — не удалось их как следует изучить. На то нашлось много причин, главная из которых — невозможность сверхсветового режима полета из-за тамошней сложной структуры гравитационных полей. А приблизиться к ним на обычной тяге не получилось вследствие скоропостижного свертывания работ экспедиции. По сути — бегства. Но здесь-то нам вроде бы ничего не грозит. Пока… не грозит. И запас времени у нас большой… наверное. Что, по вашему мнению, нам может помешать?

Алексей Сковородников понял, что от него ждут серьезного ответа.

— Не знаю, — смущенно пробормотал он. — У меня просто смутное ощущение, что с ними произойдет что-то нехорошее…

Что он мог сказать? После проделанных упражнений во время надпространственного прыжка он словно бы встал на твердую почву, обрел внутреннее душевное равновесие, казалось безвозвратно потерянное им после пробуждения от смертного сна. Много чего спонтанно возникало у него в мыслях как вполне разумеющееся, не требующее доказательств, но источник этой уверенности был ему неведом. И не находилось слов объяснить квартарцу свои переживания.

Смерив его долгим внимательным взглядом, Ник Улин сказал:

— Что ж, доживем — увидим. У меня, кстати, никаких предчувствий нет, и только разумом я понимаю, что вся наша экспедиция от начала до конца — одна большая афера.

Навсегда ли прощалась субэкспедиция, не навсегда ли, но маленькому летательному аппарату предстояло преодолеть расстояния, измеряемые миллиардами километров. В той, первой жизни Сковородникова подобное относили к разряду неумеренной фантазии. Здесь же было привычно, заурядно.

Руководство почтило отправляющихся рукопожатиями и объятиями. Напоследок Благов сказал несколько ободряющих слов, и «ягуар» отправился в полет. Когда он покидал стапели, Алексей Сковородников не почувствовал ни малейшего толчка, настолько велика была масса «Элеоноры». Да и гравитационные компенсаторы звездолета работали отлично.

Сразу после старта «ягуара» был отправлен автоматический зонт с обязывающим названием «Посол», предназначенный для установления первого контакта с Иным Разумом. Он был оснащен быстродействующими системами обработки данных и мощной приемопередаточной аппаратурой, работоспособной практически во всем электромагнитном спектре. Подобные космические станции, прокомментировал Ник Улин, используются со времен встречи с Инверторами для поддержания каналов связи. Тем самым появляется возможность все информационные потоки между звездолетом и Шаром пропускать через посредника.

Прошла команда «по местам, приготовиться к торможению». Сковородников вернулся в свою каюту, сел в кресло, включил информэкраны и приготовился к наблюдениям.

Все же первый момент торможения он пропустил. Только почувствовав небольшие встряски, по характерному зеленоватому излучению, появившемуся на экранах, понял, что И-двигатели работают в усиленном режиме.

Вроде бы не происходило ничего экстраординарного. Экипаж работал в привычном режиме. Сидеть в кресле показалось скучным, и от нечего делать Алексей Сковородников занялся чтением. Потом задремал. Дернувшись во сне, сконфуженно проснулся. На вечер — редкое исключение! — Ваном Лусонским не было назначено официального обеда. Поэтому вместе с Яфетом в положенное время сходил на ужин. Еще почитал перед ночным сном. Разделся, лег. Помечтал немного — и словно провалился в сладкое небытие.

Звездолет сбрасывал скорость гораздо интенсивнее, чем разгонялся до входа в надпространство, но Алексей Сковородников не чувствовал неудобств. Если отвлечься от внутрикорабельного потока информации, можно было представить себе, что сидишь в уютном помещении в каком-нибудь тихом месте на давно освоенной планете. Ни толчков, ни вибрации. Вообще никаких ощущений, связанных с изменением параметров их движения. Тем не менее, всем членам экспедиции, не участвующим в управлении звездолетом, предписывалось больше времени проводить в своих каютах в специальных креслах, снабженных — на непредвиденный случай — дополнительной противоперегрузочной системой. Все массовые мероприятия были отменены. Спортзал закрыт.

Отправленный в автономный полет «ягуар» сообщал, что все отлично. «Посол» отрапортовал, что вышел на высокую стационарную орбиту вокруг Шара и провел первоначальные замеры излучений. Результаты полностью соответствовали полученным ранее данным.

Системы звездолета также работали без сбоев. Однако в командной рубке вдруг возникло беспокойство. Алексей Сковородников не сразу понял, в чем причина. А когда узнал — по-настоящему подивился. Обстоятельство, по его мнению, было совершенно несущественным: падение замеренной мощности И-движков на какие-то ничтожные доли процента. Как вообще удалось обнаружить такую малость?

«Посол» попросил разрешения провести спектроскопический анализ химического состава атмосферы и поверхности Шара и получил добро. Одновременно он сообщил, что начал сложную процедуру астрофизической и временной привязки к объекту исследований.

Замедлив относительную скорость приближения к Шару до пятисот километров в секунду, «Элеонора» перешла на торможение реактивными движками. И вновь шквал дебатов: выяснилось, что истечение реактивных струй происходит быстрее обычного, из-за чего эффективная мощность двигателей оказывалась выше — Сковородников не мог удержаться от ухмылки — на три сотых процента от номинала. В дополнение к общему потоку работ экипажа образовалась группа, занимающаяся возникшей проблемой. Возглавил ее Ник Улин, по предложению которого были подготовлены к полету большие астрофизические зонты. На полчаса, необходимые для уточнения положения звездолета относительно Шара, расчета навигаторских программ зонтов и их отстрела, реактивные двигатели звездолета были выключены. После этого «Элеонора» продолжила торможение.