Татьяна Лисицына - Наследница тела

Алиса посмотрела на Рылеева. Он сник и стал ещё больше похож на неуверенного мальчика. На затылке упрямо топорщился хохол. Рылеев пожал плечами, но так и не смог их гордо развернуть. Оставил скрюченными, а потом уж и вовсе зашёлся в кашле.

– То есть вы считаете, что завтра мы будем не готовы? – насмешливо начал молодой офицер с тёмными волнистыми волосами и бакенбардами, которые ему не шли. – Как такое может быть?

– Представьтесь, пожалуйста, – мягко попросила Алиса.

– Александр Бестужев.

Алиса внимательно всмотрелась в решительное лицо, пытаясь вспомнить, что ей было о нём известно и не могла. Знакомая фамилия.

– Хорошо, тогда скажите, где ваш диктатор? Вы ведь Трубецкого собираетесь назначить? Не спрашивайте, откуда я это знаю. Вам лишь нужно знать, что ни в коем случае его нельзя назначать диктатором. Он не будет руководить вашей революцией. Он сбежит.

Теперь все смотрели на неё.

– Князь Трубецкой – герой войны двенадцатого года, – сказал Рылеев. – За ним люди пойдут. Нам никак нельзя без него. Кто нас послушает?! Нет-нет, Трубецкой нам нужен, – Кондратий опять закашлялся.

– Нельзя назначать Трубецкого диктатором! – упрямо сказала Алиса. – Почему вы не хотите мне верить?

– Где Оболенский и Голицын? – спросил Рылеев.

– Пошли за Трубецким, – ответил Бестужев. – Он, может ещё не знать о… – он посмотрел на Алису и уклончиво добавил: – о наших планах.

Кондратий обвёл взглядом притихших офицеров и торжественно начал читать:

– Известно мне: погибель ждёт

Того, кто первым восстаёт

На утеснителей народа;

Судьба меня уж обрекла.

Но где, скажи, когда была

Без жертв искуплена свобода?

Погибну я за край родной,

Я это чувствую, я знаю…

И радостно, отец святой,

Свой жребий я благословляю.

– Браво, Кондратий! – крикнул офицер в углу.

– Давайте выпьем! – послышалось со всех сторон. Раздался хлопок от вылетевшей в потолок пробки.

Рылеев раскраснелся от удовольствия. Приосанился. Карие глаза снова заблестели.

– Господа, завтра мы начнём то, что так долго планировали.

Алиса чувствовала, как от её запала остаётся всё меньше и меньше. Ничего нельзя изменить: ей никто не верит, не принимает всерьёз. Николаша погибнет вместе с ними.

– Мари, – Рылеев потянулся к ней, чтобы чокнуться. – Выпей с нами. Другие офицеры тоже потянулись к ней с бокалами.

Ну и как после этого рассказывать им, какая кого ждёт судьба. Может, ей лучше поехать к Николаше. Заняться с ним любовью, потому что завтра уже не будет. Завтра она останется одна. Внезапно взгляд Алисы упал на фортепьяно, сиротливо приютившееся у окна. На крышке фоно тарелка с остатками закуски, бокал с недопитым шампанским. Судя по всему, инструмент не открывали с тех пор, как уехала Наталия с дочкой. Вон и цветочки пожелтели, неряшливо, сорванные с двух петелек висели давно нестиранные занавески.

Алиса вспомнила, что Ленин очень любил Аппассионату, одну из самых известных сонат Бетховена. Изумительная нечеловеческая музыка, говорил он. Алиса помнила это ещё из уроков музыкальной литературы. Бетховен работал над ней, когда начал чувствовать, что глухота побеждает. А Ленин, тот самый, который революцию сделал, говорил, что она действовала на него так вдохновляюще, что он был готов слушать её каждый день. Конечно, музыка сложная, но сейчас Алиса чувствовала необходимость воодушевить тех, кто завтра собирается изменить мир. Алиса тихо спросила Рылеева: настроено ли пианино. Он почти не удивился.

– Наталья перед отъездом настройщика вызывала. Сыграй нам что-нибудь, чтобы сердце возрадовалось. Ты изумительно стала играть. Мурашки идут, – Кондратий смотрел на Алису влюблёнными глазами. – Знаешь, то, что ты пришла предупредить, так важно для меня. – Так что, сыграешь, Машенька? Я ведь называл тебя так, пока тебя не стали величать Мари.

– Сыграю!

– Господа! – Рылеев постучал по бокалу вилкой. – Тише, тише. – Княгиня Репнина сейчас сыграет нам что-нибудь для укрепления духа.

– А, может, госпожа Репнина и завтра с нами пойдёт для укрепления нашего духа? – раздался ироничный голос Якубовича. – Мы выпили за Рылеева, а вот за нашу прекрасную даму ещё нет. Она, рискуя своей жизнью, пришла спасти нас. Я ещё не встречал таких смелых и красивых женщин. Вот если бы вы, княгиня Репнина, не были замужем, я бы сегодня же сделал вам предложение.

– Якубович, ты пьян и говоришь глупости, – запальчиво сказал Рылеев. – Мы не на светском мероприятии.

Якубович, не отвечая, выдернул шпагу из ножен, быстро взял бутылку шампанского и ловко отрубил ей горлышко. Из бутылки хлынула светлая струя. С криками «Браво» потянулись офицеры. Якубович поднёс бокал Мари, беззастенчиво глядя на неё масляными глазами.

– Прекрасная Мари, я ваш вечный поклонник.

Алиса улыбнулась.

– Надеюсь, завтра вы так же будете смелы и отважны, – Алиса элегантно отвела бокал и обвела собравшихся взглядом. – Господа, я сыграю вам Аппассионату. Не знаю лучшего произведения для тех, кто собрался вершить революцию.

Она прошла к фортепьяно, молясь про себя, чтобы у неё получилось. Подоспевший Бестужев убрал тарелку и бокал, открыл крышку инструмента. Другой офицер, совсем молодой, похожий на какую-то птицу, плохо одетый, поставил стул. Раздались робкие аплодисменты.

Алиса положила на колени руки, как всегда делала на экзаменах, чтобы собраться. Мари, – мысленно сказала она, – мне нужна твоя помощь.

И если Алиса и волновалась, но как только прозвучали первые аккорды, отдалась во власть произведения. Мотив первой фразы повторялся на полтона выше, придавая ту самую тревожность, которую чувствовала она сама и окружающие её офицеры, которые сгрудились вокруг неё так, что она ощущала их дыхание. Сначала Алиса думала, что ограничится первой частью, которую знала лучше всего, но сама удивилась, как перешла к более спокойной второй части, во время которой можно перевести дух перед новым бешеным темпом третьей части. Алиса и раньше воспринимала эту сонату, как борьбу, а сегодня особенно.

Когда она закончила, раздались аплодисменты и крики «браво», а молодой человек, который стоял рядом с ней, неожиданно опустился на колени к её ногам и принялся целовать ей руки. Когда поднял голову, его лицо было мокрым от слёз.

– Вы единственная, кто меня понимает. Вы самая лучшая. Они – молодой человек махнул рукой на офицеров, – болтуны. Только и говорят, а сами бояться. Я вот слушал вас и понял: ради Вас готов убить. Ради Вас и Отечества.

Алиса с удивлением смотрела на стоящего перед ней на коленях мужчину. Лицо у него было тощее, глаза жалобные, как у больного ребёнка, и он словно в бреду что-то говорил, не выпуская её рук.