Андрей Каминский - Нет времени для Тьмы [СИ]

— Моё могущество знали даже в Риме, — продолжала хвастаться Ниса. — Наш род был издавна предан Империи: мой дед получил римское гражданство еще при Октавиане, а я — лично от Нерона. Он сам пригласил меня в Вечный Город. Он знал, что нужно империи — мощь римских легионов должна соединиться с мудростью Гекаты и других подземных богов. Именно они помогли бы Нерону превзойти славу Александра, как он мечтал. Кесарь пообещал, что когда границы империи раздвинутся до Вистулы и Инда, он сделает меня августой и верховной жрицей Богини, — не только Гекаты, но и Беллоны, Дианы, Кибелы, Исиды и прочих ликов Неодолимой.

Марысю трясло от всего сказанного. Про себя она истово благодарила Бога, за то, что колдунья не смогла выполнить задуманное. Даже ей приходилось кое-что слышать о кровавом тиране Нероне, первом гонителе христиан. Если бы ему с Нисой удался их замысел, то Рим стал бы поистине царством Сатаны. Самое страшное царство, какое знала славянка — Турция, была бы лишь бледной тенью этого Ада на земле.

— Нерон отправлял меня с тайной миссией к Тиридату, царю Армении, — сказала Ниса, — именно я убедила царя, что Рим станет лучшим защитником для Армении, чем Парфия. Именно я помогла Нерону превратить в провинцию Боспор, откуда готовился удар на Кавказ, в Парфию и дальше — Великий Восточный поход. Перед тем как вернуться на Боспор я оставила императору амулет — собственную фигурку в образе Гекаты, которая должна была хранить Нерона, пока я жива. И все равно, кесарь с такой неохотой расставался со мной, будто предвидел, что мы больше не увидимся.

— А что случилось на Боспоре? — спросила Марыся. — И как ты оказалась погребенной в этой глуши?

Почти сразу она пожалела о своем вопросе. Глаза Нисы потемнели от гнева, пальцы прочертили глубокие борозды в коряге, на которой она сидела. На ее лице проступила гримаса такой нечеловеческой злобы, что оно стало похоже на звериную морду. Глядя на неё, Марыся вновь вспомнила черную собаку.

— Меня предали, — почти прорычала Ниса. — Предали те, кто должен быть мне верен до последнего вздоха. Жрецы пантикапейского храма завидовали мне и боялись моего могущества. Эти старые мумии не могли перенести, что богиня избрала не их, умудренных опытом старых интриганов, а молодую соплячку своей наместницей на земле. На самом деле они боялись воцарения Трехликой — оно казалось им слишком ужасным. Да и Рескупорид, сын старого Котиса хотел избавиться от меня, чтобы вернуть свое ничтожное царство. Он лебезил перед Римом, а сам мечтал выскользнуть из-под дружественной лапы римской волчицы. Даже в жены взял царицу сираков, врагов Рима со времен Митридата, Котиса и Аквилы. Это она связалась с Статирой — верховной жрицей богини в Пантикапее и пообещала двадцать тысяч золотых ауреусов за мою смерть.

— И жрецы согласились, — с возмущением сказала Ниса. — Ради золота и своих дурацких страхов они изменили богине. Статира подмешала мне яд в ритон с кровью и вином, который я должна была осушить в честь Гекаты во время обряда. Когда я упала замертво, жрецы не посмели уничтожить мое тело, так как знали, что тем самым освободят мой дух. Аид все равно не удержал мою тень и я очень быстро бы нашла себе новое тело. И тогда жрецы решили связать меня заклинаниями. Понимаешь, яд эти изменники сделали какой-то хитрый, с магической силой. Он не только умертвлял тело, но и оставлял в нем скованную душу. Но когда закончится действие зелья никто не знал и жрецы, конечно, торопились. Изготовили кипарисовый саркофаг и положили меня туда. Самое смешное, что я все видела и слышала. Как обрадовалась эта гадюка Статира, когда я упала. Как пришел Рескупорид, чтобы посмотреть на меня мертвую. Засмеялся паскуда, в лицо мне плюнул и сказал своим казначеям, чтобы выдали жрецам ауреусы. Видела как сколачивали саркофаг в огромной спешке, все боялись — вдруг я встану. Царевич, хоть и храбрился, но трусил еще больше жрецов. Знал ведь, скотник паршивый, что не пощажу ни его, ни Пантикапей, — выморю так, как никакой Зевс или Христос не сможет. Пришли жрецы: Аристипп, жрец из фиаса Бога Высочайшего, Гелиандр, — служитель Аполлона, Статира и три варвара: сарматский шаман, иудей-христианин и перс. Начали всей толпой ворожить. Сначала шаман свои заклинания стал бормотать, корешки какие-то жечь, дымом меня окутал. Кстати это он меня и обкорнал, — Ниса подняла руки к своим отрезанным космам. — По их варварским верованиям, в волосах — вся сила колдуньи.

— У нас тоже в это верят, — заметила Марыся. — Говорят, что все ведьмы с длинными распущенными волосами и вся нечисть тоже косматая.

— Не спорю, для мелких колдуний, которые только и могут, что коров выдаивать да порчу наводить это очень важно, — презрительно согласилась Ниса. — Но не для той кто стоял перед тронами владык Аида. Сармат мог меня хоть наголо обрить, да еще и скальп содрать для верности, — он бы никак не подорвал моего могущества. Ладно. После шамана вылез христианин со своим кадилом, тоже окуривал, да и еще и брызгал чем-то.

— Святой водой, должно быть, — подала голос Марыся, завороженная жуткой историей.

— Не знаю, святой не святой, знаю только, что брызгал на совесть — видать заплатили не скупясь. Потом Аристипп с Гелиандром стали меня отчитывать. К ним и перс присоединился, разрисовывал саркофаг колдовскими знаками, персидскими и халдейскими. Ну, а последней Статира вылезла. Надеюсь, Геката ей в Аиде все припомнила. Эта сука приготовила пять серебряных гвоздей толщиной в палец. Каждый гвоздь она смочила в крови девственного черного козленка и расписала заклятиями, которые знают только служители подземных богов. Потом меня лицом вниз перевернули, как всегда с мертвыми колдунами поступают.

— У нас тоже так делают, — кивнула Марыся. Она уже привыкла к тому, что говорит её собеседница и вполне могла поддерживать разговор.

— Да, это, наверное, вне времени. Дальше я не видела, но догадаться можно было и так. Боли я не ощущала, но как мне в руки, ноги и хребет гвозди заколачивают, почувствовала. Ну, а потом меня вывезли подальше от Боспора и зарыли. Навалили курган по сарматскому обычаю, а на нем построили храм Аполлона, чтобы он меня под землей держал. Ублюдки! Вот так и лежала, покуда ты и твои ногайцы на меня не наткнулись.

— Как же ты наверх пробилась? — поинтересовалась Марыся. — Ведь говоришь на тебя такие сильные заговоры накладывали.

— Да есть здесь одна лазейка, — заговорщески подмигнула Ниса. — Совсем вылезти из могилы я не могу — разве что звезды займут в небе то положение, как и в ту ночь когда я появилась на свет. А такое бывает примерно раз в две тысячи лет, так что лежать мне здесь еще долгонько. Но в ночь полнолуния или в канун такой ночи я могу выйти наружу. Правда, только до рассвета, когда я вновь окажусь в могиле, прибитая гвоздями. И еще для этого выхода на мою могилку нужно пролить человеческой крови. А если её будет много, так еще лучше. Кровь это жизнь, если ты не знала.