Алексей Вязовский - Две столицы

Ещё одним секретом, который я тщательно хранил от Орлова было наличие у меня боевых галер. Они успели таки вернуться из Казани с богатым караваном. И даже пополнили свое число. К «Твери», «Волге» и «Ярославлю» присоединилась отремонтированная «Казань». Мастера казанского адмиралтейства совершили настоящий трудовой подвиг и полностью поменяли сгнившую обшивку днища галеры. Разумеется и на неё поставили вооружение — крепостной полупудовый единорог на поворотном лафете.

Спрятаны суда были в затоне в десяти верстах вниз по реке и гонец с приказом на выдвижение должен был уже к ним скакать. Они конечно прибудут не скоро, но на свою задачу выполнить должны успеть.

С помощью Жана я быстро облачился в красный камзол, надел на голову корону и вышел во двор. Там меня ждал уже запряженный Победитель и четверо моих можно сказать побратимов — тех самых казаков, что отравились вместе со мной и усердно и дисциплинированно участвовали в мероприятиях по обману Орлова. Я оценил их не болтливость и преданность, после чего назначил своими телохранителями.

Братьям Твороговым пора было расти дальше, и они теперь при мне были официальными адъютантами. А перед их мысленным взором уже маячили впереди придворные должности, почет, богатство.

Выздоровели мы с казачками как раз вчера, после того как Почиталин сумел таки вытолкать взашей старообрядцев. Обставлено все было с должным религиозным символизмом и с некоторым заделом на будущее. Групповая молитва у иконы Казанской божьей матери в местном храме. Вкушение «артоса», сиречь святого квасного хлеба освященного на Пасху. Принятие на себя обета принести свободу не только русскому православному народу, но и всем славянам, томящимся под игом исламских и католических владык. И как итог чудесное, мгновенное исцеление не только меня, но и моих потерпевших соратников.

Идея принесения такого обета вызрела у меня, после серии бесед с Новиковым и Радищевым по поводу идеологического фундамента будущего царствования. Чистой воды национализм, или того хуже нацизм, как классическая идеология буржуазного общества для России подходило мало. Слишком уж у нас много всяких народов и слишком уж не выгодно нам разделяться внутри себя. Социалистические идеи, хоть я и искренне симпатизировал им, тоже были несвоевременны. Пролетариата как класса нет вообще. Крестьянская масса безграмотна и дремуча. И в данный момент моя опора, помимо народа, это немногочисленное мещанство, купечество и та часть дворян, кто от раскулачивания ни чего не потеряет, а только приобретет.

Но какую то сверхцель заявить было необходимо. И панславянство, как идея объединения всех европейских славян под скипетром русского царя подходила как нельзя лучше. Она и внутреннего неустройства не несет и очень хорошо оправдывает мои амбициозные замыслы. Все равно ведь с Европой воевать, не дадут нам тамошние дворяне, да короли спокойно жить. Так хоть превратим эту войну в священную и поимеем после неё территориальный и, самое главное, демографический прирост. Ну да это дела будущего, а пока у нас задача не проиграть в настоящем.

В низинах лежали клочья тумана, небо тоже было закрыто облаками. Вероятность того что пойдет дождь была высока и нервировала меня. В дождь огнестрельное оружие начинает давать огромное количество осечек, что делает его почти бесполезным. А в рукопашной слишком большое значение играет численное преимущество, которое пока что не на нашей стороне.

Я с кавалькадой подскакал к полю, на котором строились мои войска. Первым стоял свежий поименованный Муромский полк и его героический командир Андрей Прохорович Крылов. Бойцы уже были обмундирование в новый головной убор, который мне был известен как «буденовка», а здесь пока официально назывался «богатырка». Как там молва народная переиначит этого я предсказать не брался. Пошили «богатырки» сами бойцы по лекалам, которые я подсказал Крылову. Материал был конечно простецкий — неокрашенное сукно, но это только на первое время. Позже планировалось переделать этот головной убор в более благородном исполнении — со звездами на лбу, завязками для «ушей»…

Далее стояли три номерных оренбургских полка, и второй заводской. За последние две недели они были существенно пополнены за счет арапчат Павлония дождавшихся таки трофейных ружей. Численность каждого полка была доведена до 1200 человек. Единственно, что омрачало состояние полков это предательство Чернышова и похищение им Ефимовского. Два полка оказались обезглавлены и на место командиров заступили бывшие комбаты. Увы, все как один они были поляками. Да и у второго заводского полка командир тоже относительно недавно сменился. После расстрела Симонова в Нижнем Новгороде подразделение принял Анджей Ожешко. Четвертым полковником — поляком был Адам Жолкевский. Были у меня насчет него сомнения — не он ли устроил покушение с отравлением, но Шешковский и его ищейки, ничего крамольного не накопали.

Я специально оставил при себе эти, слабые в командном плане полки, рассчитывая, во — первых укрепить их своим авторитетом, во вторых в случае необходимости быстро решить вопрос со сменой командования и в третьих, ставя над всеми ними Крылова, я не опасался вызвать раздражение или ревность со стороны новоиспеченных командиров.

Кроме стрелковых полков на поле кое как построились и саперы Павлония, на которых за последние три дня обрушилось масса работы по устройству обороны. Впрочем бородатые мужики смотрели на меня браво и все как один были вооружены топорами или киркомотыгами.

Крылов, в окружении прочих полковников, встречал меня сидя в бричке. Нога его была взята в лубки и командовать ему предстояло не вставая с сиденья. Но бравого вояку это нисколько не смущало. Было видно, что он рад концу томительного ожидания и тому, что скоро состоится битва, где ему представится возможность еще раз проявить свой талант. Кроме того он знал, что по итогам этого сражения его ждет или генеральский чин от меня или виселица от Орлова.

Я ответил на приветствия офицеров и подскакал к большому прямоугольнику выстроившейся пехоты. Все замерли и уставились на меня. По моей спине пробежали мурашки от сконцентрированной на мне надежды и вере. Бывшие крестьяне и заводские несомненно испытывали тревогу и волнение. От меня ждали слова.

— Дети мои! — начал я несколько непривычно для жителя двадцатого века, но по нынешним временам совершенно естественно.

— Настал тот день, который решит как будут жить наши дети, внуки и правнуки. Будут ли они рабами в собственной державе или они будут в ней хозяевами. Сегодня мы должны победить Орлова и открыть дорогу на Москву. Сегодня мы не имеем права проявить слабость или трусость. Несомненно наш враг силен. Но не в силе Бог, а в правде!